Гитара или стетоскоп?

Теперь надо бы сыграть еще что-нибудь, но его репертуар для детей возраста Кристины крайне скуден. Песни, которые он поет Нине, он не может предложить вниманию Кристины, они ей будут неинтересны, а модные шлягеры он, к сожалению, почти не знает, в них он несилен, а ведь как раз ими-то, кажется, он и мог бы заинтересовать девочку.

— Яркой звездой в летней ночи…

Он пытается петь в стиле Франка Шёбеля. Но фальшивит до того сильно, что Кристина смеется. «Да, она действительно рассмеялась», — ликует Балтус. И решает повторить трюк, теперь он подражает Томасу Люку:

— Я так охотно пи-та-юсь, пи-та-юсь, пи-та-юсь…

Если двумя минутами раньше девочка смеялась, можно сказать, беззвучно, одними глазами и губами, то теперь она смеется так, что на глаза ей навертываются слезы и она заходится в кашле.

Этому успеху Балтус радуется так, что падает навзничь в траву и тоже заливается смехом. Да, это был настоящий, живой смех, смех радости. Смех значит больше, чем слово. «Вот теперь попробую», — решает Балтус. Он встает.

— Кристина, мне через минуту-две пора идти работать. Завтра я приду снова, а сейчас давай-ка мы с тобой попытаемся сделать вот что… собственно, даже не мы, а ты попробуешь постоять хотя бы секунду одна, я совершенно уверен, что ты сможешь… Ну, смелей…

Он протягивает ей обе руки.

— Давай, давай, я помогу тебе, я буду так крепко тебя держать, что у тебя обязательно получится. Все будет хорошо, только не трусь.

Балтус от волнения весь внутренне подобрался, он ждет. Он берет ее ладони в свои, она не вырывает их, но они у нее совсем вялые.

— Ну же, смелей, Кристина.

Он чувствует, как напрягается тело девочки. Она крепче и крепче сжимает его запястья, миллиметр за миллиметром ее ступни отделяются от подножки каталки, она ставит их на землю. И осторожно-осторожно выпрямляет тело.

— Да, так, молодец, а теперь выпрями колени и напряги их, вот, отлично, ах, какая молодчина!

Кристина стоит!

Балтус придерживает ее только с одной стороны. Постепенно он отпускает и вторую руку. Он чувствует, как она старается сохранить равновесие.

— А теперь будь внимательна, я отпущу тебя совсем, но ты не бойся, ты не упадешь.

Она не протестует, остается без поддержки и совершенно самостоятельно стоит несколько секунд, несколько долгих секунд!

Балтус видит, каких усилий это ей стоит. Но вот у нее подгибаются колени. Балтус подхватывает ее под руки, бережно, осторожно усаживает в каталку.

— Ну, Кристина-молодчина, видишь, как здорово все вышло, просто по-настоящему здорово, рассказывать об этом никому не будем, пусть это остается нашей с тобой тайной! А завтра мы попробуем еще раз. Хорошо?

И происходит уже второе за этот день чудо.

— Да, — говорит она и смущенно улыбается.

Балтус видит, что у нее подрагивают колени.

И все-таки она заговорила, и разве так важно, что сказала она лишь одно-единственное слово, а, кроме того, в течение нескольких секунд стояла на ногах! Балтус счастлив.

Он бежит наискосок через лужайку, к своему отделению, бежит вприпрыжку, как мальчишка.

Да, это счастливый день, действительно счастливый.

Когда он встречается с Симоной у ворот, та сразу замечает, что Балтус в прекрасном настроении, но не спрашивает, почему.

До ужина Балтус снова подстригает кусты фрау фон Бреденфельде под руководством Нины. Она собирает тонкие веточки, складывает их по-разному и утверждает, что это дома, корабли и слоны.

Позже, за ужином, Балтус придумывает и предлагает Нине новую «застольную» игру: он кладет кусочек бутерброда ей в рот, а она — ему.

Симона говорит:

— Когда ты на следующей неделе уедешь от нас, возникнут трудности. Я не обладаю таким воображением, как ты, чтобы придумывать для Нины каждый вечер новую игру.

Пока Нина прожевывает очередной кусочек, Балтус говорит:

— Никаких трудностей не будет, я составлю тебе программу на месяц вперед.

Когда Нина уложена, Балтус предлагает:

— Не выпить ли нам бутылочку вина, как ты думаешь?

— Есть подходящий повод?

Балтус рассказывает, что произошло сегодня в парке с Кристиной, и чувствует, что Симона радуется вместе с ним.

— За это ты действительно заслужил поощрение, если не награду, ну-ка закрой глаза.

Он закрывает глаза и… губы Симоны касаются его щеки. Он берет ее голову в свои ладони и целует в губы. Симона отвечает на его поцелуй, но только мгновение, потом она отворачивается.

— Ну, разве это не счастливый день?!

Да, это по-настоящему счастливый день, пусть в этот вечер второго поцелуя и не было, пусть он, как всегда, отправляется к себе на чердак.

14

Когда я был совсем маленьким мальчиком, мне однажды приснилось, что я летаю. Я действительно летал, как птица, высоко и свободно. Я вспоминаю об этом потому, что после мне еще не раз доводилось видеть этот сон в различных вариантах. Утром, когда я просыпался, во мне еще жило ощущение парения, невесомости — этой изумительной легкости. Впервые я увидел этот сон, вероятно, после того, как мне удалось сделать пять самостоятельных шагов. Наверняка это было так. Пробовал ли я когда-нибудь маленьким мальчиком летать и днем, я не помню, не знаю.