Гитара, кости и кастет

– В жизни еще не слышал, чтобы кто-нибудь так все переврал! – крикнул Марки. – Если бы эта твоя женушка хоть на минуту заткнулась…

– Минуточку! Ты говоришь вовсе не с женщиной и не с ребенком…

Тут их неожиданно прервали. Эдит шарила по стульям, пытаясь найти свое пальто, а миссис Марки наблюдала за ней горящими злыми глазами. Вдруг она положила Билли на диван – он тут же прекратил реветь и сел; выйдя в прихожую, она быстро нашла пальто и сунула его Эдит, не сказав ни слова. Затем вернулась к дивану, взяла Билли на руки и стала его качать, все так же бросая на Эдит злые, обжигающие взгляды. Антракт занял менее тридцати секунд.

– Твоя жена приходит к нам в дом и начинает орать, какие мы вульгарные! – яростно выпалил Джо Марки. – Ну что ж, если мы такие, черт возьми, вульгарные – так не ходите сюда! И вообще, давайте-ка идите отсюда!

Джон опять издал короткий презрительный смешок.

– Да ты не только вульгарный, – ответил он, – ты еще и хам порядочный, когда перед тобой беспомощные женщины и дети. – Он нащупал ручку и распахнул дверь: – Пошли, Эдит.

Схватив в охапку дочь, его жена вышла на улицу; Джон, бросив на Джо Марки презрительный взгляд, двинулся за ней.

– Минуточку! – Марки сделал шаг вперед; он слегка дрожал, а на виске у него выступили пульсирующие жилки. – Ты ведь не думаешь, что это все тебе так просто сойдет с рук, правда? Не на того напал!

Не говоря ни слова и не закрывая дверь, Джон вышел на улицу.

Эдит, все еще всхлипывая, направилась к дому по тропинке. Убедившись, что она благополучно дошла до дорожки перед домом, Джон развернулся и пошел обратно к освещенному дверному проему, где по скользким ступеням крыльца неторопливо спускался Марки. Он снял пальто, шляпу и бросил их на снег. Затем, поскользнувшись на обледеневшей дорожке, он пошел вперед.

От первого же удара оба поскользнулись и тяжело упали на дорожку; затем приподнялись и снова уронили друг друга на землю. Сбоку была ровная лужайка, покрытая тонким слоем снега, и они бросились друг на друга, размахивая кулаками и вдавливая снег в вязкую грязь под ногами.

На улице было пустынно, и драка шла в полной тишине, если не считать резких усталых вздохов и глухих звуков, раздававшихся, когда то один, то другой падал, поскользнувшись, в слякотную жижу; светила полная луна, из открытой двери исходил янтарный свет, по этому они отчетливо видели друг друга. Несколько раз они поскальзывались и падали вдвоем, и тогда драка возобновлялась на лужайке – все с той же яростью.

Десять, пятнадцать, двадцать минут продолжалась жестокая драка при луне. Оба, не сговариваясь, через некоторое время сбросили пиджаки и жилеты, рубашки на спинах превратились в мокрые, липнущие к телу, свисающие лоскуты. Оба были в кровавых царапинах и выдохлись так, что могли стоять, лишь поддерживая друг друга, – от любого толчка или замаха оба тут же валились на четвереньки.

Но не из-за изнеможения прекратили они эту драку, ведь бессмысленность и была той причиной, по которой она никак не заканчивалась. Валяясь на земле, они услыхали приближающиеся шаги на тротуаре и тут же перестали друг друга тузить. Шаги приближались; они прекратили возню и перекатились в тень, и до тех пор, пока шаги не утихли вдали, оба замерли, затаили дыхание и, сжавшись в комок, залегли, словно мальчишки, играющие в индейцев. Затем, пошатываясь, оба встали и посмотрели друг на друга, словно пьяные.

– Будь я проклят, если мне хочется еще! – заплетающимся языком воскликнул Марки.

– Я тоже больше не хочу, – сказал Джон Эндрос. – Хватит с меня.

Они снова посмотрели друг на друга, на этот раз – угрюмо, будто подозревая один другого в том, что противник сейчас опять станет драться. Марки сплюнул кровью из разбитой губы, затем тихо выругался, поднял пиджак, жилет, стряхнул с них снег; у него был такой вид, будто промокшая одежда была его единственной заботой.

– Зайдешь умыться? – вдруг спросил он.

– Нет, благодарю, – ответил Джон. – Надо домой идти, а то жена забеспокоится.

Он тоже поднял с земли пиджак, жилет, а затем пальто и шляпу. Все было мокрое, он сам был весь в поту – не верилось, что всего полчаса назад он носил на себе всю эту одежду.

– Ну, ладно. Спокойной ночи, – неуверенно произнес он.

Они вдруг шагнули навстречу друг другу и пожали руки. Это было не простое рукопожатие: Джон Эндрос поднял руку, похлопал Марки по плечу и еще несильно по спине.

– В порядке? – отрывисто спросил он.

– Да. А ты?

– И я в порядке. Нормально все.

– Ладно, – спустя минуту сказал Джон Эндрос. – Давай, пока! Спокойной ночи!

Повесив одежду на руку, чуть прихрамывая, Джон Эндрос развернулся и пошел прочь. Когда он покинул темный участок вытоптанной земли и ступил на примыкающую лужайку, все еще ярко светила луна. За полмили отсюда, со станции, послышался гул семичасового поезда.

* * *

– С ума ты, что ли, сошел? – прерывающимся голосом воскликнула Эдит. – Я-то думала, что ты хочешь все уладить и покончить дело миром! Я только поэтому и ушла!

– Ты хотела, чтобы мы все уладили?