Гитлер

Во время польской войны штаб Гитлера (ФГК) расположился в железнодорожном составе «Америка», вначале стоявшем в Померании, а затем перебравшемся в Силезию. В нем было от 12 до 15 вагонов, которые тянули два локомотива, не считая двух вагонов с противовоздушными пушками и багажного вагона – они были прицеплены перед вагоном-салоном Гитлера. В самом салоне стоял длинный стол с восемью стульями. Помимо апартаментов Гитлера, в вагоне было оборудовано несколько купе для адъютантов и слуг. За вагоном, в котором ехал Гитлер, следовал «военный вагон» с залом для приема докладов, где стоял большой штабной стол с картами и имелось разнообразное оборудование для обеспечения связи – телекс, радио и прочее.

Обслуживающий персонал штаба, который практически не менялся на всем протяжении войны, включал двух личных помощников Гитлера (Шауба и Брюкнера), двух секретарей, двух кельнеров, дежурного врача (профессора Брандта или его заместителя профессора фон Гассельбаха) и четырех адъютантов: Шмундта, Энгеля, Бредова и Путткамера. Вермахт был представлен Кейтелем и его заместителем, начальником штаба Йодлем, и двумя штабными офицерами, представителями сухопутных войск и авиации; от СС в него входил группенфюрер генерал Карл Вольф, от министерства иностранных дел – посол Вальтер Гевель, вместе с Гитлером сидевший в крепости Ландсберг. Во время польской кампании от армии в ФГК вошли также полковник Николаус фон Ворман, а от авиации – капитан Клостерман. Все они оставались рядом с Гитлером до начала октября. При штабе также работало значительное число офицеров, подчинявшихся полковнику Варлимонту.

Ежедневно в полдень заслушивались отчеты Генерального штаба, что занимало от полутора до двух часов. Около шести или семи часов вечера их рассматривали еще раз, уже в более узком кругу. Докладывал обычно Йодль, кроме «спокойных» дней, когда эта обязанность поручалась кому-нибудь из адъютантов. Наиболее важным считалось утреннее совещание, на котором Гитлер излагал свои соображения и отдавал приказы. До лета 1941 года он редко отдавал прямые приказы, стараясь скорее убедить собеседников. Но после июльского кризиса и особенно после декабря 1941 года, когда фюрер взял на себя роль верховного главнокомандующего, его роль в принятии военных стратегических решений возросла многократно. В последний год войны он предлагал все более детально проработанные тактические ходы – абсолютно нереализуемые. В Польше Гитлер первым делом задавал вопрос: «Что нового на Западном фронте?» И получал ответ от Йодля: «На Западном фронте без перемен». Фюреру – человеку, буквально до мозга костей пропитанному воинственным духом, трудно было это понять. Французские солдаты купались в Рейне и перебрасывались шуточками с немецкими солдатами. Может быть, он был прав, задавался Гитлер вопросом, когда утверждал, что западные демократии будут только делать вид, что ввязались в войну, а на самом деле будут всеми силами стремиться к миру? Его бы это устроило – разумеется, при условии, что условия мира навяжет им он. Вот почему фюрер терпимо отнесся к новым переговорам, затеянным полномочными представителями Геринга (которого он 1 сентября официально объявил своим преемником) и Розенбергом.

Первым делом маршал 8 сентября связался по телефону с шведским промышленником Далерусом (26-то тот удостоился приема у Гитлера), а затем отправился в Лондон. Была также предпринята инициатива вступить в контакт с США – благодаря миллионеру Уильяму Роудсу Дэвису, имевшему доступ к Рузвельту. Геринг использовал любую возможность отвоевать утраченные позиции и охотно брал на себя роль посредника. Он всячески намекал, что является единственным человеком, которому могут доверять обе стороны, и иногда давал понять, что в один прекрасный день именно он станет главой правительства.

6 октября 1939 года, выступая в рейхстаге, Гитлер снова заговорил о мире. Гитлер был прекрасно осведомлен о его демаршах. 27-го, на встрече с тремя главнокомандующими вермахта, он тоже затронул эту тему, однако подчеркнул, что не верит в возможность политического урегулирования разногласий с Западом. Для Германии будет гораздо лучше, если она воспользуется своим военным превосходством для предупреждения опасности, нависшей на Руром, этой своей «ахиллесовой пятой». Понимая, что долгой войны стране не выдержать, фюрер склонялся к тому, чтобы нанести массированный удар еще до Рождества, желательно в октябре. И в ходе этой встречи с генералами, и во время последовавших многочисленных встреч он категорически отвергал возможность выпустить польскую добычу. К скорейшему нанесению удара его также подталкивала необходимость сохранить влияние Германии на нейтральные государства, поскольку военная экономика требовала их содействия в области снабжения.