Гитлер

Все эти многочисленные и тяжкие обязанности не помешали Геббельсу сочинить книгу под названием «Закон войны», предисловие к которой написал фельдмаршал Модель. В этот же период он с удовлетворением отмечал, что посещение фюрером 3 марта Восточного фронта, то есть дивизий «Дебериц» и «Берлин», оказало на войска «заметное воздействие». Своей зажигательной речью Ханке – «неподражаемый» гауляйтер Бреслау – пытался мобилизовать население и внушить ему тот же боевой дух, что вел немцев в 1808 году. Однако в действительности все было совсем не так. Жители западных земель встречали союзнические войска с облегчением, бросали им цветы и вывешивали белые флаги. Гитлер, с конца февраля ночевавший в бункере под канцелярией, пребывал «в крайнем огорчении»; левая рука дрожала у него все заметнее, что «с испугом» наблюдал Геббельс. Весть о падении Померании ввергла его в глубокую депрессию. Хотя он предупреждал Генштаб, что следующий удар советских войск будет направлен на Померанию, его не послушали и сосредоточили войска на Одере, ожидая атаки на Берлин. Гиммлер, заболевший вирусной инфекцией и командовавший войсками с больничной койки, разделял это мнение. «Не понимаю, почему фюрер не может настоять, чтобы в штабе к нему прислушивались, раз он настолько ясно видит положение вещей, – сокрушался Геббельс. – Именно он, фюрер, должен отдавать важнейшие приказы». И посоветовал Гитлеру послать штаб к дьяволу. На что Гитлер возразил, припомнив слова Бисмарка о том, что ему удалось победить датчан, австрийцев и французов, но не собственную бюрократию. Министр пропаганды настойчиво подчеркивал необходимость сохранения линии фронта по Рейну: если союзники проникнут в самое сердце Германии, им будет незачем вступать с ее руководителями в переговоры. «Мирное» разрешение ситуации, по мнению Геббельса, зависело от глубины кризиса, который должен был вспыхнуть во вражеском стане «до того, как мы будем раздавлены». В тот же день был объявлен призыв в армию молодежи 1929 года рождения, даже тех, кому еще не исполнилось 16 лет. 5 марта Гитлер объявил, что, если какая-либо из держав и захочет вступить с Германией в переговоры, то это будет СССР, потому что у Сталина серьезные разногласия с англо-американцами. И снова повторил, что Германии необходим военный успех, иначе не удастся расколоть вражескую коалицию. Надо «потрепать Сталину перья, прежде чем начать с ним договариваться». После этого можно будет с «грубой силой» продолжить войну против Англии. Главным препятствием для соглашения с Советским Союзом Гитлер, по словам Геббельса, считал «животную грубость» его представителей. Министр подготовил очередную пропагандистскую кампанию, посвященную жестокости большевиков. В роли главного оратора предполагалось выставить Гудериана. Кампания не произвела должного эффекта, особенно на Западе, где Иден во всеуслышание разоблачал нацистские зверства. Геббельс заявил, что это огромная честь – удостоиться упоминания из уст британского министра как одного из величайших военных преступников. Записи Геббельса недвусмысленно свидетельствуют, что они оба, и он и фюрер, в этот момент пребывали в полнейшей растерянности: Гитлер считал насущным укрепление Восточного и Западного фронтов, но «понятия не имел, как это сделать».

Американцы переправились через Рейн (впервые после Наполеона) через последний оставшийся не разрушенным мост в Ремагене. Геббельс, проезжая по Берлину по пути в госпиталь, где лежал Гиммлер, своими глазами видел, во что превратилась немецкая столица – «скопище руин». Рейхсфюрер СС вызвал его, чтобы обсудить политическую и военную иерархию рейха; «времени оставалось мало». Гиммлер – «одна из наших самых сильных личностей» – и министр пропаганды пришли к единому мнению в оценке ситуации. Во всем виноваты Геринг и Риббентроп; но Гиммлер «не знал, как убедить фюрера удалить от себя этих двух людей и заменить их новыми сильными личностями».