Читаем Гитлер_директория полностью

Ноу-хау Геббельса настолько сделалось нормой, хорошим тоном у этих господ в наши дни, что иногда кажется, что Геббельс изобрел не метод, а вычленил и слепил новую профессию, которая до него существовала лишь в качестве вкраплений в другие специальности. Приведу три примера.

Первый. «Наши враги утверждают, что солдаты фюрера прошли по всем странам Европы как завоеватели; на это мы можем сказать: везде, где бы они ни появлялись, они несли с собой счастье и благополучие, порядок, спокойствие, общественную гармонию, изобилие, работу и достойную жизнь». (Из выступления по радио 19 апреля 1945 г.)[4].

«Ну наглец! Вот свинья!» — возмутимся мы дружно.

Пример второй. «Большевики говорят, что их войска приходят в эти страны как освободители; но везде, где они оказываются, воцаряются бедность и страдания, разорение, хаос и разруха, безработица, голод и болезни, и провозглашенная свобода оборачивается жалким прозябанием, подобным жизни отсталых племен в глубинах Африки, где не знают, что такое жизнь, достойная человека».

Прочитали. Прислушались. Хор возмущенных голосов сильно поредел, не правда ли? А если бы удалось забыть об авторе, разве не кивнули бы многие из нас?

И третий. «Всегда будет править меньшинство, оставляя толпе только один выбор: жить под властью диктатуры смелых или вырождаться при демократии трусов».

«Нет, все-таки, свинья! Что ты понимаешь в демократии?! Сколько ни спотыкайся человечество о таких подонков, как ты и твой фюрер, другого пути у него все равно нет!..» — воскликнут те, что согласились бы со вторым изречением. Если бы, повторяю, забыли, кто это сказал. Те же, кто на втором высказывании вознегодовал, на третьем, пожалуй, вздохнут и согласятся.

Вот так — вместо того чтобы думать, мы в очередной раз начинаем ругаться или кивать. Так вместо общественной дискуссии начинается общественный распад, возводятся баррикады, летят камни… А Геббельс подмигивает из прошлого и еще добавляет: «Либерализм — это вера в деньги, а социализм — это вера в труд!».

Кто согласится, кто возмутится… Нам уже наплевать на Геббельса, мы знать не желаем, по какому поводу, в каких исторических обстоятельствах он это говорил, — у нас своя боль, свои сомнения. Чтобы их выразить, нужно формулировать. А это трудно и… и некогда. А Геббельсы тут как тут. Перекрасились или облысели, вымахали под два метра или отрастили пузо, переоделись, конечно, и снова на боевом посту: формулируют за нас — наше. И многим сумеют навязать свое.

Вот это я и называю новой профессией, которую породил Геббельс. Работа по словесному выражению чужих (то есть наших) мыслей, переживаний, опыта и боли. И если в Третьем рейхе было всего три-четыре таких «профессионала», то сейчас их, по-моему, наберется по нескольку десятков во многих традиционных профессиях. Насобачившись формулировать, они становятся так называемыми публичными людьми, и — вперед, в большую политику или, по крайней мере, — к большой политической кормушке.

…Я мучился — отчего меня не публикуют… Теперь, перечитывая свои опусы молодых лет, я понимаю, что не умел выразить себя, чересчур сложного и многостороннего, — пришлось бы пойти на упрощение… Но абсолютное большинство людей просты, даже примитивны. Выражать их мысли и чувства мне не составляет труда, они же благодарны мне за эту работу, за которую платят мне щедро — доверием. <…> Я оставил свои потуги заниматься писательством, бросил все амбиции банковского служащего и прочее. Я сделался голосом моей страдающей нации — голосом, которому вполне хватает моего тщедушного изувеченного тела… А поскольку «женщины любят ушами», как сказал кто-то из древних, ты сумеешь довольствоваться им… я тебе это докажу.

Это отрывок из письма Геббельса Магде Квандт от 23 апреля 1930 года. В ту весну Геббельс усиленно ухаживал за колеблющейся Магдой, засыпал ее письмами, в которых помимо объяснений в любви можно встретить и такие вот неожиданные вроде бы откровения. Но ничего неожиданного — просто жизненная программа, которую он реализует.

Перейти на страницу:

Все книги серии Документальный роман

Исповедь нормальной сумасшедшей
Исповедь нормальной сумасшедшей

Понятие «тайна исповеди» к этой «Исповеди...» совсем уж неприменимо. Если какая-то тайна и есть, то всего одна – как Ольге Мариничевой хватило душевных сил на такую невероятную книгу. Ведь даже здоровому человеку... Стоп: а кто, собственно, определяет границы нашего здоровья или нездоровья? Да, автор сама именует себя сумасшедшей, но, задумываясь над ее рассказом о жизни в «психушке» и за ее стенами, понимаешь, что нет ничего нормальней человеческой доброты, тепла, понимания и участия. «"А все ли здоровы, – спрашивает нас автор, – из тех, кто не стоит на учете?" Можно ли назвать здоровым чувство предельного эгоизма, равнодушия, цинизма? То-то и оно...» (Инна Руденко).

Ольга Владиславовна Мариничева

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Документальное
Гитлер_директория
Гитлер_директория

Название этой книги требует разъяснения. Нет, не имя Гитлера — оно, к сожалению, опять на слуху. А вот что такое директория, уже не всякий вспомнит. Это наследие DOS, дисковой операционной системы, так в ней именовали папку для хранения файлов. Вот тогда, на заре компьютерной эры, писатель Елена Съянова и начала заполнять материалами свою «Гитлер_директорию». В числе немногих исследователей-историков ее допустили к работе с документами трофейного архива немецкого генерального штаба. А поскольку она кроме немецкого владеет еще и английским, французским, испанским и итальянским, директория быстро наполнялась уникальными материалами. Потом из нее выросли четыре романа о зарождении и крушении германского фашизма, книга очерков «Десятка из колоды Гитлера» (Время, 2006). В новой документальной книге Елены Съяновой круг исторических лиц становится еще шире, а обстоятельства, в которых они действуют, — еще интересней и неожиданней.

Елена Евгеньевна Съянова

Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное