Гитлер и Христос

Мы, однако, ничего не поймем в миросозерцании как Христа, так и Гитлера, если постоянно не будем помнить, что и тем, и другим, в значительно большей степени чем все остальное, руководила мощная интуиция, которая их никогда не подводила. Эта интуиция опиралась на чрезвычайно развитое внутреннее воображение и громадный приоритет в чувственной стороне восприятия любого события, поэтому к восприятию номинальных предтеч они, по сути, были готовы. Такой важный момент в биографиях Христа упущен полностью, но у Гитлера в этом вопросе все ясно.

Будучи двенадцатилетним ребенком, Адольф безусловно мог понимать, знать и чувствовать больше чем его ровесники и его дальнейшая судьба тому явное подтверждение. Но двенадцать лет не тот возраст, когда человек полностью дифференцирует реальные вещи от виртуальных, он еще не может отделять сказку от бытия, поэтому через сказку он самым наилучшим образом воспринимает реальную действительность, пусть даже такое восприятие и не совсем верно.

Человеком создавшим эти образы для Гитлера был Рихард Вагнер (1813–1883), может быть самый великий композитор, которого знало человечество, с творчеством которого Адольф познакомился в Линце. Вагнер второй персонаж которого вводит Гитлер после учителя истории.

«Через несколько месяцев я познакомился с первой оперой в моей жизни — с «Лоэнгрином». Я был увлечен до последней степени. Мой юный энтузиазм не знал границ». «Программирование» вагнеровскими персонажами Гитлер пронес через всю жизнь и мы к данной теме будем еще неоднократно возвращаться.

Нельзя точно сказать какая опера Вагнера была у него любимой, пристрастия по-видимому менялись в диапазоне от «Лоэнгирна» до «Парсифаля», а сам Гитлер являл из себя некую причудливую комбинацию полумифических средневековых героев и в их жизни, и в их смерти. Было у него что-то от «Скитальца», особенно в его системе отношений с женщинами, и от «Тангейзера» (поездка в Рим, которая произвела на него совершено неизгладимое впечатление плюс неоязычество) и от «Лоэнгрина», и даже от «Тристана» (их совместное самоубийство с Евой Браун, этой «Изольдой»).

Пожалуй только в самой «немецкой» из всех опер, в «Мейстерзингерах», мы не находим ничего и никого, кто имел бы аналогию с Гитлером. Зато в «Кольце», особенно в «Гибели Богов», Гитлер — типичный Зигфрид. Персонажи вагнеровских опер были для Гитлера тем же, чем ветхозаветные для христианства они были их прообразами и подобно тому как почти каждому эпизоду Нового завета находят ветхозаветную интерпретацию, каждому эпизоду жизни Гитлера, можно найти отображение в одной из опер Вагнера.

Последней оперой Вагнера которою увидел Гитлер, был «Парсифаль» — лебединая песня, поставленная им за год до смерти. Именно из-за нее в свое время с Вагнером окончательно порвал Ницше, решивший что на склоне лет «старый Калиостро» капитулировал перед христианством. Гитлер, хотя ему было уже за тридцать, был просто ошарашен «Парсифалем». «Я создам религию… религию «Парсифаля»- заявил он после своего паломничества в Байрейт.

Это не были пустые слова. С его благословения, специальный отдел СС занимался поисками Грааля вплоть до последних дней национал-социализма. «Но когда я представляю себе как пресно и скучно на христианских небесах! В этом мире есть Рихард Вагнер, а там только «Аллилуйя», пальмовые ветви, младенцы, старики и старухи» (HTG 13. 12. 41). Это мнение Гитлера о Вагнере и христианстве.

Наше исследование не может не затронуть проблему взаимоотношения больших и малых предтечей Гитлера с христианством, как образом жизни и мировоззрением. И здесь мы сталкиваемся с весьма интересным феноменом. Все, все без исключения духовные предтечи Гитлера, по сути выросли из христианства, те из них которые отошли от него на определенном этапе своей деятельности, под конец жизни, в той или иной форме к нему возвратились.

Пример Вагнера, приведенный выше, — не единственный.

Шопенгауэр (1788–1860), преуспел на этой стезе меньше всего, но имена библейских персонажей в его трудах мелькают куда чаще, чем имена античных, что само по себе показательно.

Хьюстон Чемберлен (1855–1927), который настолько «уверовал» в фюрера, что на седьмом десятке лет вступил в НСДАП, оставался тем не менее вполне последовательным христианином. Бесспорный интеллектуал, поклонник Ницше и Вагнера, написавший знаменитую в свое время книгу «Основы XIX столетия», где панегирики арийской расе чередовались с обличением тлетворной роли евреев, от времени их первого рассеяния в «вавилонском плену», до наших дней, столкнулся с проблемой, которая, казалось, была неразрешимой, а именно: связать три вещи: высшие добродетели арийцев, расовую чуждость евреев и еврейство Иисуса Христа-этого «величайшего человека»(по выражению самого Чемберлена). Ему здесь помогли родные английские гены, — этакая смесь прагматизма и позитивизма.