Гитлер и Сталин перед схваткой

Как выглядела в глазах Сталина бушевавшая вокруг Советского Союза война? Был ли он удовлетворен складывавшейся ситуацией? Существует концепция, согласно которой Сталин вплоть до 40-х годов оставался приверженцем идеи мировой революции и видел себя сначала хранителем, а затем носителем этой всесокрушающей идеи. Но Сталин конца 30-х годов уже не был Сталиным годов 20-х, то есть тем, кто осуществлял принцип «несения революции на штыках» в Польшу. Став преемником Ленина, он видел свою главную задачу во внутренней, пускай и насильственной консолидации общественного строя, а задачи внешние для него становились побочными, подчиненными. Кстати, и немецкие наблюдатели – тот же граф Шуленбург, его военный атташе Густав Кестринг и с ними Густав Хильгер – с удивлением констатировали поворот коммунистической партии и самого Сталина от экспансионистских всемирно-революционных лозунгов к лозунгам чисто имперским, «отечественным». Эта оценка была воспринята и самим фюрером, не раз говорившим о «новом облике» советского вождя.

Нет, не нужна была Сталину экспансия во имя мировой революции. Его цели стали российско-имперскими. Ему даже не нужна была советская Польша, хотя так логично было бы предположить, что Сталину не терпелось взять реванш за поражение 1920 года. Мы знаем, что когда Гитлер в августе 1939 года устами Риббентропа предложил ему продвинуться до Варшавы, то Сталин сначала согласился, а затем (это случилось 25 сентября 1939 года) отказался. Аргумент, как мы знаем, был поистине сногсшибательный: тогда в части страны придется создать автономную Польскую советскую социалистическую республику, а гордые поляки снова начнут «мутить воду» и стремиться к воссоединению. Зато воссоединение Западной Украины и Западной Белорусии с «основной родиной» – это да!

Вот, по свидетельству В. М. Молотова, какой разговор состоялся уже после войны на даче Сталина, когда ему привезли новую карту СССР. Сталин приколол ее на стену и начал рассуждать:

«Посмотрим, что у нас получилось… На Севере у нас все в порядке, нормально. Финляндия перед нами очень провинилась, и мы отодвинули границу от Ленинграда. Прибалтика – это исконно русская земля – снова наша, белорусы у нас теперь все вместе живут, украинцы – вместе, молдаване – вместе. На Западе нормально. – И перешел к восточным границам. – Что у нас здесь?.. Курильские острова наши теперь, Сахалин полностью наш, смотрите, как хорошо! И Порт-Артур наш, и Дальний наш, – Сталин провел трубкой по Китаю, – и КВЖД наша. Китай, Монголия – все в порядке… Вот здесь мне наша граница не нравится», – сказал Сталин и показал южнее Кавказа.

И это революционер, приверженец мирового переворота? Конечно, нет. Это «собиратель земель русских», понимая под этими землями все земли советские.

Глава двадцать седьмая. Большая игра

В истории последних мирных месяцев жизни Советского Союза перед нападением Германии еще много загадок. Как мог сверхподозрительный Сталин не реагировать на данные о немецком сосредоточении? Почему так противоречивы были советские ответные меры? Как мог Сталин верить миролюбивым заверениям Гитлера?

Один из ответов на эти недоуменные вопросы можно найти в дневнике руководителя Коминтерна Георгия Димитрова. 21 июня 1941 года, получив от китайских коммунистов сведения, что Гитлер нападет на СССР 22 июня, Димитров позвонил Молотову и попросил сообщить об этом Сталину. Молотов ответил (запись Димитрова):

– Положение неясно. Ведется большая игра. Не все зависит от нас. Я переговорю с Иосифом Виссарионовичем.

Слова «ведется большая игра» Димитров подчеркнул. Что же имел в виду Молотов?

Особенность и абсурдность ситуации начала 1941 года состояли в том, что, несмотря на нараставшее напряжение в отношениях Германии и СССР, внешне все обстояло благополучно. Дипломаты обменивались заверениями о взаимном дружелюбии, инциденты объявлялись недоразумениями, на запад шли эшелоны с советским хлебом.

Абсурдность состояла и в том, что обе стороны в это время располагали исключительными возможностями для разведки намерений противной стороны. Даже в сверхсекретном для иностранцев советском государстве немецкие офицеры посещали военные заводы и разъезжали по стране. В Германии же обе ветви советской разведки в основном восстановили утерянные ранее позиции. Военной резидентурой в Берлине руководил опытный генерал Тупиков, чекистской – Амаяк Кобулов, хотя и новичок, но пользовавшийся полным доверием Берии. Разведка НКВД-НКГБ восстановила связи с антифашистскими группами, а также с давно работавшими на нее профессиональными агентами, в числе которых был источник «Брайтенбах», снабжавший Москву информацией прямо из гестапо. Под этим псевдонимом скрывался криминалькомиссар и гауптштурмфюрер СС Вилли Леман. Разведданные шли буквально потоком – только выбирай!

Так будущее военное столкновение стало предваряться столкновением разведок обеих стран, и именно в этой сфере и разворачивалась «большая игра», которую имел в виду Молотов. В этой игре исходные позиции игроков складывались так: