Гитлер и Сталин перед схваткой

Наконец, обратим внимание на следующий момент. Из шифротелеграмм, которые Сталин посылал в Берлин Молотову, известны две «рекомендации», точнее — указания, которые были посланы вдогонку наркому, когда он уже был в дороге. Одна из них, от 11 ноября, касалась Индии (не ставить вопроса о немедленном предоставлении статуса доминиона). Вторая, от 13 ноября, относилась к Ирану, о котором не надлежало говорить развернуто. Когда же мы читаем рукописный текст, датированный 9 ноября, то в него эти поправки уже внесены! Разгадка может быть простой: эти листки из блокнота Молотов брал с собой в Берлин и там внес необходимую правку. Тем самым можно исключить возможную трактовку документа как продукта творчества самого Молотова. Не говоря уже о том, что тот не решился бы руководствоваться в Берлине лишь своими личными соображениями. Весь характер «14 пунктов» носит явный отпечаток сталинской логики. В соединении с телеграфными указаниями эти пункты и представляют собой широкую программу Сталина для ноябрьских переговоров.

Теперь — о самой программе.

«Вводная» часть директив (пункт 1, подпункт «а») вполне логична и соответствует законным пожеланиям советского руководства — узнать «действительные намерения» Германии и всех участников «тройственного пакта». На самом деле употреблявшиеся в заявлениях немецких и японских лидеров понятия «новая Европа» и «великое восточноазиатское пространство» требовали уточнения, и в первую очередь в контексте «места СССР в этих планах в данный момент и в дальнейшем».

Но следующий подпункт («б»), а затем пункт второй сразу выходили из рамок дипломатической «разведки», особенно если учесть, что 9 ноября 1940 г. в беседе Сталина и Молотова речь шла о самых секретных и сокровенных намерениях обоих: «подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР в Европе, а также в Ближней и Средней Азии». Молотов должен был «прощупать возможность соглашения об этом с Германией и Италией на данной стадии переговоров». Следовательно, наметка подлежала «прощупыванию» и согласованию в Берлине во время переговоров с Гитлером.

Последняя часть подпункта определяла тактический ход Сталина: не заключать в Берлине каких-либо соглашений, а иметь в виду продолжение переговоров в Москве, возможный приезд куда Риббентропа был обусловлен в предыдущем обмене документами между Берлином и Москвой. Этот ход значительно облегчал задачу Молотова, поскольку любые предварительные договоренности можно было бы уточнить (или отменить) на следующем этапе, участником и хозяином которого, естественно, должен был стать сам Сталин. В своих воспоминаниях дипломат В. М. Бережков, который как переводчик присутствовал в Берлине под фамилией Богданов, счел нужным обратить особое внимание на то, что Сталин хотел увенчать своим присутствием заключительный этап оформления новой стадии советско-германских отношений. К чему было терять уникальную возможность путем вступления в пакт — так Бережков объясняет позицию Сталина — добиться учета новых потребностей СССР, особенно изменения режима проливов? Это предложение должно было быть обсуждено между Сталиным и Гитлером с глазу на глаз. В своих шифровках в Берлин Молотову Сталин еще раз подтвердил намерение принимать «окончательное решение» в Москве.

Список советских пожеланий, касающихся раздела сфер влияния, в директивах изложен в своих основных положениях, хотя какие-то подробности, видимо, обсуждались отдельно, как об этом свидетельствуют дополнительные указания, посланные «вдогонку» Молотову. Центральным моментом, на наш взгляд, является «южный вариант» советской экспансии, который изложен во 2-м пункте, а также в пунктах 4, 7, 10, 14. Этот «южный вариант» был далеко не случайным в программе Сталина. Решив в своем духе «западный вариант» (Западная Украина и Белоруссия, Прибалтика), Сталин не мог забыть и о южных границах СССР. Косвенным свидетельством этого являются воспоминания Молотова, согласно которым, рассматривая в 1945 г. послевоенную карту СССР и выражая общее удовлетворение укреплением советских позиций, Сталин заметил: «Вот здесь мне наша граница не нравится» — и показал южнее Кавказа.

В 1940 г. у Сталина было еще больше оснований быть недовольным южными границами. Отношения с Турцией оставляли желать лучшего; вопрос о проливах (конвенция Монтрё) не переставал создавать трудности для СССР, флот которого не мог выйти из Черного моря; Афганистан и Индия оставались оплотами британского влияния; в Иране оперировали немецкие агенты. В Юго-Восточной Европе и на Балканах Германия быстро укрепляла свои экономические и военные позиции (ввод войск в Румынию, влияние в Болгарии и Венгрии). Оставались уязвимыми бакинские нефтепромыслы, хотя с момента краха Франции угроза англо-французских бомбежек отпала.