Гитлер и Сталин перед схваткой

В западной исторической литературе своеобразным «классическим описанием» Рапалльского соглашения стали мемуары уже упоминавшегося выше лорда д'Абернона. Ссылаясь на рассказ фон Мальцана, д'Абернон изображал события так, будто в ночь с 15 на 16 апреля позвонил сам Чичерин и пригласил Мальцана и Ратенау прибыть в резиденцию советской делегации «Палаццо империале», находившуюся в городке Рапалло, чтобы обсудить возможность договора между РСФСР и Германией.

Возможно, эта версия выглядит весьма интригующе. В действительности дело происходило иначе. Мальцану звонил не Чичерин, а заведующий экономическо-правовым отделом НКИД А. Сабанин. Он говорил с ним несколько минут и попросил передать рейхсканцлеру Вирту, что Чичерин предлагает продолжить переговоры. На ночном совещании, получившем название «пижамного», немецкой делегацией было решено продолжить переговоры, начатые 4 апреля в Берлине. И принять советские предложения.

Утром 16 апреля, примерно в 11 часов, в резиденцию советской делегации прибыли Ратенау, Мальцан, Гильфердинг и фон Симонс. Они начали переговоры с Чичериным. Совещание длилось примерно два часа. Потом был сделан перерыв, и германская делегация уехала на какой-то дипломатический завтрак. За это время был подготовлен текст соглашения. Во второй половине дня германская делегация вернулась, и после согласования текста Вальтер Ратенау и Чичерин подписали Рапалльский договор.

Смысл соглашения был таков: РСФСР и Германия, выступая как полностью равноправные стороны, отказывались от взаимных претензий, возникших в результате войны между Германией и Россией. Германия отказалась от требования возвратить национализированные предприятия бывшим германским владельцам — при том условии, что РСФСР не будет удовлетворять таких же требований других стран. Одновременно возобновлялись дипломатические отношения, и обе стороны предоставляли друг другу режим наибольшего благоприятствования в торговле. Так Рапалло стал реальностью международной политики.

Сталин и впредь не оставлял Раппальское соглашение без внимания, о чем свидетельствует тот же сталинский архив. В нем — письмо Л. Красина от 27 мая 1922 года об т. н. «особой группе» и фирме «Юнкерс» (имелась в виду созданная рейхсвером группа по сотрудничеству с РККА). 10 августа Чичерин пишет Сталину о советско-германском торговом договоре. В сентябре Сталину представляют доклад на эту же тему комиссии, состоявшей из дипломата Стомонякова, экономистов Варги, Трахтенберга и Гольдштейна. В январе 1923 года Сталину докладывают и суждение другой комиссии (Фрунзе, Лебедев, Розенгольц), которой было поручено «разработать условия, методы и способы военной обороны, если бы обоим государствам была бы навязана борьба за существование». Резолюция Сталина: «Текст не вызывает возражений». Речь, видимо, шла о возможных совместных действиях РСФСР и Германии против Польши, о чем немецкие дипломаты недвусмысленно намекали. А по этому поводу Литвинов писал Сталину:

«Успех или сохранение более или менее дружественных отношений с Германией возможно лишь при создании прочных опорных пунктов хотя бы в одной из крупных стран Европы… Необходимо особенно тщательно предотвращать причины возможных временных конфликтов с Германией и неприязненных действий с ее стороны. Необходимо поэтому серьезно относиться к требованиям Германии в отношении торговых договоров и в пределах разумных этих требований максимально пойти навстречу. Литвинов».

На письме — одобрительная пометка: «Ст.».

За Рапалльским соглашением последовали советско-германские соглашения 1926 и 1931 годов. Для нас нет никакого сомнения, что они родились не без участия влиятельных финансово-промышленных групп Германии, за которых говорило уже само имя Ратенау, генерального директора крупнейшего электротехнического концерна АЭГ (хотя этот деятель лично и не принадлежал к числу последовательных сторонников Рапалло). Число крупнейших фирм, которые поддерживали теорию и практику советско-германского сотрудничества, было велико, и среди них были самые громкие имена. Советская историография, интерпретируя Рапалло, делала упор на фактическое признание Германией Советской России и на взлет выгодных для нас экономических связей. Но это было на поверхности. Открывшиеся лишь в 90-х годах архивы говорят и о «подводной части» айсберга, именовавшегося «курсом Рапалло». Эта часть касалась военного сотрудничества Красной Армии и рейхсвера.