Гитлер и Сталин перед схваткой

Нет, не в этом дело. Дело в изменении политики Германии. Дело в том, что еще перед приходом к власти нынешних германских политиков, особенно же после их прихода — в Германии началась борьба между двумя политическими линиями, между политикой старой, получившей отражение в известных договорах СССР с Германией, и политикой «новой», напоминающей в основном политику бывшего германского кайзера, который оккупировал одно время Украину и предпринял поход против Ленинграда, превратив Прибалтийские страны в плацдарм для такого похода, причем «новая» политика явным образом берет верх над старой. Нельзя считать случайностью, что люди «новой» политики берут во всем перевес, а сторонники старой политики оказались в опале. Не случайно также известное выступление Гугенберга в Лондоне, так же, как не случайны не менее известные декларации Розенберга, руководителя внешней политики правящей партии Германии. Вот в чем дело, товарищи.

2) Я имею в виду, во-вторых, восстановление нормальных отношений между СССР и Соединенными Штатами Северной Америки. Не может быть сомнения, что этот акт имеет серьезнейшее значение во всей системе международных отношений. Дело не только в том, что он кладет веху между старым, когда САСШ считались в различных странах оплотом для всяких антисоветских тенденций, и новым, когда этот оплот добровольно снят с дороги ко взаимной выгоде обеих стран.

Таковы два основных факта, отражающих успехи советской политики мира…

Наша внешняя политика ясна. Она есть политика сохранения мира и усиления торговых отношений со всеми странами. СССР не думает угрожать кому бы то ни было и — тем более — напасть на кого бы то ни было. Мы стоим за мир и отстаиваем дело мира. Но мы не боимся угроз и готовы ответить ударом на удар поджигателей войны (бурные аплодисменты). Кто хочет мира и добивается деловых связей с нами, тот всегда найдет у нас поддержку. А те, которые пытаются напасть на нашу страну, — получат сокрушительный отпор, чтобы впредь не повадно было им совать свое свиное рыло в наш советский огород (гром аплодисментов)…»

Осторожность формулировок Сталина казалась нам мудрой. Теперь, много лет спустя, она выглядит обоснованной реальными обстоятельствами.

Приход Гитлера к власти явился рубежной датой не только в истории Германии. Он имел исключительное значение и для СССР. Более того: он требовал переосмысления определенного стереотипа советско-германских отношений, сложившихся со времени Рапалло, т. е. в течение более чем десяти лет. Употребление понятия «стереотип» в данном случае не носит отрицательной окраски. Мы знаем, что в 1922 году совершилось крупнейшее достижение советской внешней политики на ее труднейшем пути от революционного романтизма к реализму — на пути, начатом Лениным, Чичериным и их ближайшими единомышленниками в руководстве партии и советской дипломатии. Недаром В. И. Ленин отмечал необходимость в дальнейшем соглашений с Западом только «типа рапалльского». Это достижение было закреплено в ряде советско-германских соглашений — в договоре о нейтралитете 1925 года, в протоколе 1931 года, в регулярных торговых и кредитных соглашениях. СССР тогда счел возможным пойти на ряд секретных договоренностей в военной области.

Беспокойство, с которым была встречена в Москве весть о создании первого кабинета Гитлера, можно было объяснить рядом причин. Даже если оставаться в сфере краткосрочных последствий, для советских дипломатов была ясна угроза, возникавшая для СССР в результате прихода к власти нацистов. Во-первых, мог нарушиться установившийся для нас баланс европейской политики, в котором советско-германские отношения являлись противовесом той монополии, на которую претендовали в 20-е годы Франция и Англия. Отчаянные попытки последней «перетащить» Германию на свою сторону и создать общий фронт против СССР долгое время успешно подрывались советской дипломатией, но теперь эта угроза становилась реальной. Во-вторых, благоприятные отношения с Берлином были крайне важны для Москвы и как противовес в напряженных советско-польских отношениях (как известно, в свое время антипольские настроения в Берлине были одним из аргументов для Ганса фон Секта, когда тот рекомендовал курс германско-советского военного сближения). В-третьих, возникала угроза не только для дипломатических маневров СССР, а для самой безопасности советского государства. (Уже через два года после прихода Гитлера к власти М. Н. Тухачевский на страницах «Правды» сформулировал этот тезис.) Наконец, что было тогда особенно важным, создавалась угроза для развития торговых связей, успешно развивавшихся с конца 20-х годов и выведших Германию на первое место среди наших зарубежных партнеров.