Гитлер и Сталин перед схваткой

Что в Москве с этим зондажом связывались серьезные расчеты, видно из примечания в директиве Литвинова, в котором считалась возможной даже личная встреча Канделаки с Гитлером. Однако в 1935 г. миссия торгпреда не увенчалась успехом. Гитлер не пошел ни на расширение экономических связей, ни, тем более, на политическую разрядку отношений с Москвой. Но это не остановило советскую сторону. С ведома политбюро Канделаки продолжал свои контакты. В январе 1936 г. он сообщал, что Шахт «является одним из самых горячих сторонников развития нормальных отношений и больших экономических дел с Советским Союзом и заявил, что соглашение о кредите может привести к некоторому очищению политического горизонта в советско-германских отношениях. После, несколько задумавшись, Шахт проронил следующую фразу: „Да! Если бы состоялась встреча Сталина с Гитлером, многое могло бы измениться“. На докладе Канделаки Сталин написал: „Интересно. И. Ст.“ — и ознакомил с ним Ворошилова и Кагановича.

Документы сталинского архива открывают еще одну, особенно интересную сторону советских зондажей намерений Берлина: в 1935-1936 гг. рассматривались возможности развития торговли с Германией для укрепления советской обороноспособности. Когда Шахт заговорил о новом, 500-миллионном германском кредите, Канделаки в беседе с ним 16 декабря 1935 г. заявил, что СССР примет это предложение в том случае, если на половину суммы сможет разместить военные заказы, в частности на военные суда, подводные лодки, самолеты и оборудование для химической промышленности. И снова в 1936 г. был получен отказ.

Игра велась с двух сторон. Советская давала понять, что она готова сохранить «догитлеровский» уровень сотрудничества и экономических отношений. Немецкая неожиданно предложила новый кредит — 1 миллиард марок сроком на 10 лет. Канделаки получил указание не отказываться, но должен был пожаловаться на то, что и прежние 200-миллионные кредиты оказалось трудно разместить в Германии. Немцы тогда, чтобы казаться серьезными, сократили «аванс»: не миллиард, а 500 тысяч рейхсмарок. На этом фоне — где-то в июле — Канделаки совершил свой демарш, передав Шахту послание Сталина.

Хитрый финансист ответа не дал, заявив, что с предложением об улучшении политических отношений надо обращаться не к нему, а к министру иностранных дел фон Нейрату, которого обещал проинформировать. Эту тактику «переадресовки» Шахт использовал не раз, понимая, что Канделаки не хочет переводить беседы на официально-дипломатический уровень.

Советник полпредства СССР в Берлине Бессонов, будучи в Москве, во время беседы с советником германского посольства в СССР Твардовским 7 октября 1935 г. спросил:

— Что, по Вашему мнению, может улучшить советско-германские отношения?

200-миллионый кредит СССР скоро будет исчерпан, продолжал он, а Канделаки, имеющий «исключительные связи здесь», то есть в Москве, имеет «грандиозные планы» для расширения советско-германской торговли, «если не произойдет никаких политических инцидентов».