Гитлер идет на Восток (1941-1943)

Выбор Сталина пал на человека, считавшегося украшением советского генеральского корпуса, - Андрея Андреевича Власова. На исходе лета 1941 г. Власов в течение двух месяцев храбро оборонял Киев, а впоследствии, уже как командующий 20-й армией, отбросил северный фланг немецкого наступления на Москву в районе Солнечногорска и Волоколамска. Он получал ордена и медали, купался в лучах славы и удостоился должности заместителя командующего Волховской группой армий. Теперь Власову предстояло вновь доказать всем, что он не случайно считается одним из лучших боевых генералов.

Власов родился в 1901 г. в крестьянской семье. Пожертвовав многим, отец послал сына учиться в духовную семинарию. Но судьбу молодого человека определила ленинская революция. Он вступил в Красную Армию, стал командиром и в итоге дослужился до генеральского звания. Поскольку в тридцатые годы Власов был в Китае как военный советник при Чан Кайши, страшная волна чисток, похоронившая под собой маршала Тухачевского и многих талантливых советских военных, обошла Андрея Андреевича стороной. Когда Власов в конце концов возвратился в Россию, карьера его пошла в гору. Вскоре в военной прессе о нем уже вовсю говорили как о талантливом организаторе.

Человеку, который сумел превратить сброд, составлявший пользовавшуюся скверной репутацией 99-ю стрелковую дивизию в одну из лучших ударных частей Красной Армии, теперь предстояло спасти две окруженные армии.

Еще до рассвета 21 марта Власов на самолете отправился в Волховский котел и принял командование семнадцатью дивизиями и восемью бригадами, расположенными в лесах между Чудовом и Любанью. Сделав это, он немедленно принялся "выбивать забаррикадированную дверь изнутри".

В тот же самый час, когда Власов созвал командиров своих частей в избушку лесника к востоку от Финева Луга, чтобы обсудить план прорыва кольца немецкого окружения вокруг советской 2-й ударной армии на Волхове, примерно в полутора сотне километров к юго-востоку оттуда немецкий полковник Ильген прибыл в штаб генерал-лейтенанта Цорна в Федоровке в Демянском котле, чтобы узнать о деталях плана прорыва из русского кольца шести немецких дивизий. Странная параллель.

– Сегодня первый день весны, господин генерал, - с улыбкой произнес полковник Ильген.

Генерал Цорн стоял около покосившегося деревянного строения, служившего корпусной группе командным пунктом.

– Да уж весна, - пробормотал он невесело, - снегу по колено и тридцать градусов мороза.

– Такая уж тут в Демянске весна, - усмехнулся Ильген.

– Вы правы, - кивнув, сказал Цорн. - Но шутки в сторону, Ильген. Надеюсь, мороз еще немного продержится. Если начнется оттепель, будет такая грязь - вся техника сядет. Зейдлиц должен прорваться сюда, прежде чем это случится.

Малиновый диск утреннего солнца вырвался из дымки нового дня. Издалека, с участка 290-й пехотной дивизии под Калиткино и боевой группы Айке на самой западной оконечности котла, заблистали вспышки залпов советской тяжелой артиллерии. Цорн бросил взгляд на часы.

– Семь тридцать, - проговорил он. - Зейдлиц идет в атаку.

В этот момент в 40 километрах оттуда, на юго-востоке от Старой Руссы, на десятикилометровом фронте заговорили орудия. Они вели мощный заградительный огонь. Над позициями противника ревели и завывали пикировщики "Штуки". Затем в атаку устремились полки корпусной боевой группы генерала фон Зейдлиц-Курцбаха - точь-в-точь как в былые дни летнего наступления. Так началась операция "Мостостроение" - немецкое наступление с целью деблокирования 2-го корпуса в Демянском котле. Кольцо вокруг корпуса графа Брокдорффа просуществовало уже сорок один день. Всего 40 километров отделяли "деревню" от главной линии немецкого фронта. Шести окруженным дивизиям приходилось держать оборону на 300-километровом рубеже: они, совершенно очевидно, не могли защищать его на всем протяжении, так что отдельные участки удерживались за счет изолированных форпостов.

Кроме малочисленности, немцы страдали от чрезвычайно сложной ситуации с продовольствием. 96 000 человек и около 20 000 лошадей полностью зависели от поставок по воздуху. Пайки урезались примерно вдвое от нормы.

Безусловно, транспортные самолеты не могли снабжать сеном и соломой лошадей. Так, несмотря на всю находчивость интендантов, животные худели. Гнилая солома с крыш разрушенных крестьянских избушек служила скверной заменой фуражу. Конечно, лошадей кормили корой, сосновыми ветками и иголками, камышом и даже бобами, но это лишь на время притупляло неизбывный голод. Они ели песок и умирали от колик. Рос падеж от чесотки и других заболеваний. Ветеринарные врачи боролись за жизнь каждого животного, но часто единственным лекарством, которое они могли прописать, становился последний смертельный удар. Так коням приходилось сослужить последнюю службу людям на полевых кухнях. Русское гражданское население, оказавшееся в котле вместе с немцами, бывало, приходило в поисках костей и внутренностей. Но ничего не оставалось - одни копыта.