ГИТЛЕР, Inc.

И наконец, в 1917 году произошло решающее событие — Бри­тания, которая стояла на грани банкротства после первого на­тиска на центральный регион, начала постепенно передавать права верховного военного командования великой осадой бо­лее выносливому и более свежему — в военном и экономическом отношении — исполину, Соединенным Штатам Америки. Это было сделано с полным пониманием того, что Британия, как бо­лее опытный игрок, навсегда сохранит за собой исключитель­ное право на участие в стратегическом руководстве осадой.

Приняв на себя эту ответственность и отправив войска на европейский театр военных действий, Америка вполне созна­тельно взяла на себя обязанности имперской державы. То была знаменательная и зловещая передача эстафеты от одной англоязычной островной державы к другой. Это решение кардинальным образом изменило лицо Америки, а со временем и лицо всего мира в целом.

Соединенные Штаты не были готовы взять на себя едино­личную власть над морями, а следовательно, не могли допустить поражения Британии — притом что Америка ни в малейшей сте­пени не доверяла Германии. Американская элита сплошь состо­яла из англофилов, а американское общество, ссудившее Брита­нию миллионами долларов, смотрело на мир сквозь очки британской пропаганды: если бум инфляции и процветания, обусловленный огромными закупками Антантой военных мате­риалов, обрушится из-за поражения союзников, то деньги. одолженные на Уолл-стрит, можно будет считать навсегда поте­рянными. Все эти факторы требовали, чтобы США — под влия­нием Британии — бросили вес своей имперской мощи на поля сражений в центральном регионе (89).

Дни великой конфедерации свободных городов в свободном государстве, почтения к образованным виргинским джентльме­нам, примирения с природой и пионерского духа общин, то есть всех американских ценностей, в большой мере предо­ставленных старой Европой и целым светом этой обители мира и покоя, безвозвратно остались в прошлом. Старые принципы были беспощадно и без всяких сожалений отброшены. Предна­меренная и показная жадность к обладанию избытком времени и пространства, безответственная тяга к агрессивному тщесла­вию — поздним признакам Британской империи — были усвое­ны Америкой, куплены ею ценой ее юности. Настроение в Со­единенных Штатах разительно и быстро переменилось.

В 1914 году 90 процентов американского народа было против вступления в войну (90); теперь же эта сдержанность уступила место неуемной агрессивности: появились солдаты и востор­женно встречавшая их толпа — вот что теперь нужно было Аме­рике. Клубы позаботились о том, чтобы этот сдвиг в массовом сознании был скорым, и вызвать его можно было только одним орудием — страхом. Производство вооружений нарастало, а ка­рательная экспедиция за океан готовилась на волне «народного страха перед внешней агрессией» (91). Пропитанная «духом пар­тикуляризма:., и враждебностью противоборствующих полити­ческих группировок», Америка стала патриотичной (92). Теперь царил дух безусловной, горячей и простодушной любви «к своей стране», хотя это была не любовь, а заготовленный заранее при­зыв поражать «врага», где бы он ни находился и как бы ни пря­тался, любыми средствами и в любое время. Оказавшись на греб­не искусственно созданного коллективного помешательства, гражданин теперь видел себя и своих соотечественников жерт­вами заговоров, слухи о которых питали его доверчивость и вос­питывали поклонение красно-бело-синему флагу «американской гордости» и «сияющему звездами знамени» (93).

Начиная с 1917 года публику кормили фантастическими измышлениями, подаваемыми в форме газетных новостей.

Например, писали о том, что у немцев есть секретные орудийные батареи в США, готовые обстреливать Нью-Йорк и Вашингтон. Эти тревожные «новости» были инспириро­ваны союзниками, начавшими фабриковать их в октябре 1914 года, и сообщения подобного рода начали фигуриро­вать в разведывательных сводках, попадавших на стол пре­зидента... (94)

Помимо заклинаний о совпадении геополитических интересов, культурном родстве и угрозе немецкой подводной войны, поми­мо гигантских займов странам Антанты, было еще одно средст­во заманить США в войну и заставить их нести часть ее бреме­ни в осуществлении великой осады. Этим средством стала Палестина.

Ведущие члены британского военного кабинета — премьер-министр Герберт Эсквит и военный министр граф Китченер не желали распылять наступательные силы на европейском те­атре ради военной авантюры на Среднем Востоке. Однако стойкие поборники имперского величия, воплощенные хариз­матической фигурой лорда Альфреда Милнера, бывшего коло­ниального чиновника, сумели заставить коллективный оли­гархический разум изменить это решение, правда, иным способом (95).