Гитлер стоял у окна своего кабинета. Из расположенного рядом президентского дворца на шествие штурмовиков взирал Гинденбург. Как это ни покажется странным, но он был доволен: маршировавшие в ночи боевики напомнили впадавшему в маразм старцу те благословенные времена, когда германская армия считалась непобедимой.
О чем думал сам Гитлер в тот промозглый январский вечер? Надо полагать, о будущем. Партия и штурмовики — это было, конечно, хорошо, и именно с их помощью он оказался в том самом кабинете, где так успешно работал на благо страны «железный канцлер» Бисмарк. Но до Бисмарка ему еще очень далеко. Ведь что такое партийный деятель? Так, мелочь, а он желал войти в историю как великий государственный деятель и полководец, а не какой-то председатель пусть даже и столь милой его сердцу нацистской партии. Цели-то перед ним стояли прежние: разгром коммунистов, уничтожение евреев, завоевание «жизненного пространства» на Востоке, господство над миром. Что для этого надо? Только одно: абсолютная власть, которой он пока не имел.
Все предпосылки для ее завоевания у него были, поскольку мало кто в немецком обществе тогда понимал, что на самом деле представляет собой национал-социализм. Да и не было по тем временам ничего необычного в том, что кто-то рвался к абсолютной власти. Для Германии, где с начала 1930-х годов уже не было парламентского контроля за деятельностью правительства, это вообще становилось нормой. Подобные явления имели место и в других странах, и в обществе царило устойчивое убеждение, что в период тяжелейшего экономического (и, как следствие, политического) кризиса демократическая система проявила свою несостоятельность и теперь пришло время сильных личностей, тех самых героев-одиночек, которые спасут нации. Потому очень многие и восхищались таким «героем», как Муссолини.
Ошибка Германии заключалась и в том, что парламентские фракции не только не были готовы к серьезной борьбе с Гитлером, но и не верили в его долговечность. Тот же Эрнст Тельман в ответ на предложение уже 29 января 1933 года заявить о готовности Коммунистической партии Германии бороться с фюрером беспечно ответил, что буржуазия «даже близко не подпустит Гитлера к власти», и отправился… играть в кегли.
В самом радужном настроении пребывали и консерваторы во главе с вице-канцлером фон Папеном, чей необоснованный оптимизм граничил с удивительной для политика такого ранга глупостью. Чуть ли не каждый день он уверял всех, что пользуется особым доверием президента, а консервативное большинство кабинета министров уже «через два месяца загонит Гитлера в угол и прижмет так, что он запищит». Все эти заверения окончатся для него весьма печально, и только чудом он избежит гибели в ночь «длинных ножей».
Гитлер не собирался ждать момента, когда его загонят в угол. Он прекрасно понимал, что на него даже сейчас смотрели сверху вниз, и большинство политиков видело в нем калифа на час. Фон Папен, Гугенберг — именно они и близкие к ним политики считали себя истинными хозяевами Германии, а ему по-прежнему отводили роль барабанщика. Ему надо было сделать все возможное, чтобы передать осточертевший барабан кому-нибудь другому, а самому взять в руки дирижерскую палочку. Что для этого было надо? Да все то же: выйти из зависимости от рейхстага, президента, союзников по коалиции и «старины» Рема, которой со своими почти тремя миллионами боевиков превратился в мощную силу.
Мы помним ту ненависть, какую Гитлер еще с Вены испытывал к парламенту, и вот теперь он решил сделать все возможное, чтобы освободиться от его власти.
30 января 1933 года в пять часов вечера началось первое заседание нового кабинета, в котором было всего три нациста, включая самого Гитлера. Они располагали в рейхстаге всего 247 голосами из 608, и для правления на парламентской основе им было необходимо договориться с третьей крупной буржуазной партией «Центр», которая имела в парламенте 70 голосов. С первой же минуты пребывания у власти Гитлер начал игру. Заявив о намерении договориться с «Центром», он послал на переговоры Геринга, который должен был сделать все возможное, чтобы «Центр» не вошел в коалицию. Геринг все понял как надо и объявил предложения «Центра» неприемлемыми.
На заседании кабинета 1 февраля Гитлер с хорошо наигранным сожалением объявил, что переговоры с «Центром» кончились неудачей, и предложил президенту назначить новые выборы в рейхстаг. Гугенберг почувствовал неладное, однако Гитлер успокоил его, дав «честное слово» ничего не менять в кабинете. Беспокоиться вроде бы не о чем: Гитлер никогда не скрывал, что его главными врагами являются коммунисты и социал-демократы, и теперь с помощью новых выборов он постарается раз и навсегда изгнать их с политической сцены. И он был полностью согласен с дубоватым фон Папеном, который все принял за чистую монету и заявил, что назначенные на 5 марта 1933 года выборы «станут последними».