Конечно, рафинированные социал-демократы не одобряли подобный балаган как и то, что Гитлер старался не убедить толпу, а понравиться ей. Однако для самого Гитлера похвала толпы была куда важнее одобрения каких-нибудь заумных чистоплюев — именно в ней он видел свою главную цель и всегда считал, что только одобрение ликующей толпы могло привести его к власти. И далеко не случайно уже летом 1920 года одна из газет противников назвала его «самым продувным специалистом по части науськивания в Мюнхене».
Впрочем, Гитлер агитировал не только словом, но и делом, и уже тогда недовольных выступлениями нацистских ораторов вышвыривали из зала молодцы из особой команды, которую Гитлер набирал из бывших Frei korps (боевики добровольческих отрядов), оставшихся не у дел фронтовиков и направленных на охрану нацистских собраний окружным военным командованием солдат. Затем этим стали заниматься отряды «ордонеров», или, как их еще называли, «людей порядка». Занимались эти «люди порядка» в основном тем, что разгуливали по ночным улицам и избивали припозднившихся евреев. Если заподозренный в принадлежности к семитской расе отрицал свою принадлежность к ней, его подвергали телесному осмотру. Гитлер очень надеялся на то, что и «в будущем все партийные товарищи, участвующие в движении, были одушевлены тем же бесцеремонно-агрессивным духом». Помимо избиения евреев «ордонеры» не давали противникам нацистов выступать в ходе той или иной дискуссии и своими криками заглушали нежелательного оратора. Ни о какой полемике и речи не было. Да и зачем она была нужна? Любые собрания и митинги надо было превращать в нацистские манифестации, и никто не имел права нарушать изъявление партийной воли. «Ордонеры» не только охраняли собственные митинги и собрания, но и стали мешать проведению любых собраний и митингов других партий.
Одними криками дело не ограничивалось, и тех, кто осмеливался прерывать гитлеровского оратора, сначала изгоняли из зала, а затем избивали. Гитлер поощрял драки и как-то заметил в разговоре с Германом Раушнингом:
— Вы не обратили внимание на то, что после каждой драки на митинге именно те, кого избили, первыми подают заявление в партию?
Так, в феврале 1921 года нацисты сорвали «праздник печати», который считался одним из самых крупных благотворительных мероприятий мюнхенского карнавала. Гитлер и не подумал оправдываться или обещать, что подобного безобразия больше не повторится.
— Национал-социалистическое движение, — заявил он на очередном сборище в пивной «Киндлькеллер», — будет и в дальнейшем без всяких церемоний срывать, если нужно, и силой, начинания и выступления, которые могут разлагающим образом подействовать на наших и без того уже больных соотечественников!
Его угрозы не расходились с делом, и когда летом 1922 года выставленная на мюнхенской промысловой выставке статуя экспрессиониста Гиса «Христос» пришлась не по вкусу жителям столицы, Гитлер пообещал расколотить ее. После этого статую быстро убрали.
Так Гитлер начал применять в своей практике тот самый террор, который будет сопровождать действия нацистов на протяжении всей их недолгой истории. Моральная сторона террора никогда не интересовала Гитлера. В своем движении он видел возрождение нации и все полезное для достижения этой цели ставил выше любых деяний, по его мнению, вредных для общества. Ничего удивительного и уж тем более странного в такой тактике не было. После разгрома старого руководства партии уже торжествовал «фюрер-принцип», и Гитлер делал все возможное, чтобы внедрить в практику нацизма и столь милый его национал-социалистическому сердцу принцип борьбы. «Человек, — напишет Гитлер в «Майн кампф», — возвысился благодаря борьбе… Чего бы ни достиг человек, он добился этого благодаря оригинальности, подкрепленной жестокостью… Жизнь можно уместить в три тезиса: борьба — всему голова, добродетель — голос крови, а главное и решающее — это вождь… Кто хочет жить, должен бороться; а кто не желает бороться в этом мире, где законом жизни является борьба, не имеет права на существование».
И все же на настоящую борьбу Гитлер не осмеливался. Да, он был готов устраивать драки на улицах с коммунистами и изгонять осмелившихся ему мешать на собраниях социал-демократов, но на власть не нападал! А если для этого у него самого кишка была тонка, то он всегда приветствовал, когда это делали другие, как в случае с Эрцбергером.
26 августа 1921 Гитлер сидел в своем любимом «Хеке». Он уже съел три пирожных и ожидал, когда ему принесут еще. Неожиданно в кафе появился возбужденный Эккарт.
— В чем дело, Дитрих? — взглянул на него Гитлер.
— Только что убили Эрцбергера! — выпалил тот.
Гитлер недовольно поморщился. Ребята из террористической организации «Консул» явно поспешили, и от его праведного суда ушел один из главных «ноябрьских предателей».
— Это предупреждение Вирту! — сказал Эккарт, наливая себе вина.