Поступавшая в первых числах января 1945 г. информация подтверждала высказанные ранее Геленом предположения, касавшиеся сроков наступления на востоке. Русские сосредоточили на висленских плацдармах невиданное количество войск и техники. Реальные цифры намного превышали наши предварительные оценки и превосходили все, с чем мы сталкивались ранее на протяжении войны. Ситуация сделалась настолько угрожающей, что Верховное главнокомандование приказало отвести танковый корпус генерала фон Заукена, направленный в январе для усиления группы армий «Центр», подальше от передовой, чтобы он не пострадал от мощного артиллерийского огня русских, обычно предшествовавшего крупному прорыву. Командование, кроме того, надеялось в результате этого решения держать танковый корпус в постоянном боевом резерве и задействовать его немедленно там, где возникла бы острая необходимость. Однако Гитлер, узнав об этом приказе, распорядился оставить танки в 3–6 километрах от переднего края; в итоге они оказались в пределах досягаемости артиллерийского огня русских. Никаких разумных объяснений причин отмены приказа Верховного главнокомандования Гитлер представить не соизволил, да и времени исправить ошибку уже не было: наступление русских должно было вот-вот начаться.
Точно 12 января войска маршала Конева устремились в глубь Германии с Баранувского (Сандомирского) плацдарма. 13 января перешли в наступление с Пулавского и Варкского плацдармов войска под руководством маршала Жукова. Находившийся в резерве танковый корпус генерала фон Заукена понес значительные потери в ходе артиллерийской подготовки русских, которая длилась часами, расчищая пехоте дорогу для атаки.
Советские войска, продвигаясь в западном направлении, сметали все на своем пути; словно бушующие потоки воды, прорвавшиеся через плотину, они сокрушали немецкие позиции по всему фронту, обходя немецкие воинские части, которые оказывались у русских в тылу, подобно островкам среди бурного океана. У русских была единственная цель — ворваться в Германию как можно скорее.
В эти тревожные дни все сотрудники разведывательно-аналитического управления работали сутками, не покладая рук, до полного изнеможения. Гелен разделял с нами все тяготы и невзгоды. Но было уже слишком поздно: военная разведка уже ничем не могла помочь немецкому командованию. Фронт в полосе наступления русских рухнул, командные пункты были уничтожены, офицеры связи попали в плен или бродили где-то, стараясь уйти от опасности и пробиться к своим. Обстановка на фронте менялась так быстро и радикально, что мы потеряли всякий контакт с ведущими бой немецкими частями и не имели ни малейшего представления о реальных событиях. Крупные воинские соединения, с которыми у нас всегда сохранялась устойчивая связь, постоянно куда-то пропадали, будто вовсе исчезали с лица земли. В конце концов Гитлер распорядился о направлении железнодорожным транспортом в район боев значительных подкреплений, однако когда эти войска прибыли к месту назначения, то обнаружили, что уже сами находятся в тылу русских. На пятый или шестой день наступления передовые отряды Конева достигли Верхнесилезского промышленного бассейна, а на десятый день вышли к Одеру у города Глогау.
В связи с назначением меня помощником генерала Гудериана я 20 января покинул управление Гелена. В качестве последней услуги, оказанной мною Гелену, я перевез его семью из Саксонии в Баварию. Генералу уже было известно: по решению Ялтинской конференции Саксония после войны должна была войти в зону советской оккупации Германии. Но и после ухода из разведывательно-аналитического управления я встречался с Геленом на рабочих совещаниях в кабинете Гудериана почти ежедневно до тех пор, пока Гитлер не снял их обоих с должностей и не упразднил службу Гелена.
Однажды, когда я предавался воспоминаниям о счастливых днях совсем недалекого прошлого, ход моих мыслей нарушил Гудериан, объявивший о предстоящем втором совещании у Гитлера. Вскоре после полуночи в дождливом и холодном феврале мы выехали из Цоссена в Берлин. Далекий горизонт был освещен заревом пожарищ. Никто не проронил ни слова, все были молча погружены в невеселые думы, особенно Гудериан. Скоро мы свернули с Герман-Геринг-штрассе на узкую дорогу, ведущую к убежищу фюрера. В эту ночь меры безопасности были еще более строгими. На каждом углу стояли часовые с автоматами и ручными гранатами у пояса. Один из них сопроводил нас с автостоянки до входа в убежище и передал другому охраннику.
Строительство этого подземного убежища началось во дворе имперской канцелярии лишь в 1944 г., когда подвальные помещения непосредственно под зданием самой канцелярии были признаны ненадежными и не обеспечивающими полной безопасности фюрера и его ближайших сподвижников. Строительство велось в большой спешке и так и не было доведено до конца.