Гитлер против СССР

Среди национал-социалистских вождей Рем был единственным, кто всегда больше всего презирал лицемерное морализирование официальной партийной верхушки с Гитлером и Розенбергом во главе; он открыто требовал грубости и требовал признания ее естественным духом фашизма. После того как штатские хозяева национал-социалистов, сделавшись после прихода к власти пуританами, запретили женщинам Германии курить и модничать и потребовали от штурмовиков наблюдения за народной нравственностью, именно Рем открыто выступил с приказом по СА, в котором издевался над всей этой комедией и высмеивал ее. В особенности он ненавидел елейного «теолога» партии Розенберга, вероломного псевдотрибуна Геббельса (уже однажды обманувшего Грегора Штрассера и Стеннеса и предавшего их в руки Гитлера), и Геринга, становящегося с каждым днем все более фешенебельным и легитимистски настроенным, Геринга, который не мог простить Рему того, что он, Геринг, был в свое время первым командующим СА. Рем презирал «барабанщика» и болтуна Гитлера.

Этот фашистский авантюрист, «капитан боливийской службы» и завсегдатай ночных притонов Берлина, был все же при всей своей откровенной грубости и цинизме более честен, чем Гитлер, Геринг и Геббельс. Меньше чем кто-либо другой он пытался прикрыть подлинное лицо фашизма. И вот Рем вместе со своими людьми пытался снова спасти все это. Офицеры СА были за него. Но он рассчитывал также на массы, на солдат своей армии, в которую он мало-помалу, в остром конфликте с Гитлером, систематически включал молодежь, безработных, бывших левых рабочих, так же как и отряды Стального шлема, и численность которой он довел от примерно полумиллиона при взятии Гитлером власти до более чем 2 млн. накануне 30 июня, т. е. учетверил ее. Он думал, что ему удалось таким образом создать гигантскую «национальную революционную» армию, которую он может использовать по собственному усмотрению и против которой не может устоять никто. Вот почему Рем созвал «заговорщиков».

Итак, в середине 1934 г., через семнадцать месяцев после победы германского фашизма, на втором году существования «вечной» «Третьей империи» столкнулись две динамических силы, два принципа, два класса внутри фашизма. С одной стороны, мелкая буржуазия и ее союзники, представленные Ремом; с другой стороны, олигархический капитал и его верховные господа, представленные Гитлером. План «государства СА» был выдвинут против плана «ордена-государства». Принцип масс против принципа вождей. Несколько миллионов разнузданных и вооруженных мелких буржуа против толпы верховных господ, поддерживаемых капиталом. 30 июня должно было ответить на вопрос — кто из них сильнее.

Глава III Вмешательство химического треста

Остается нерешенным один вопрос. Вступила ли мелкая буржуазия в сражение 30 июня одна? Был ли с ней Шлейхер? Что общего мог иметь этот модный «либеральный» генерал, так долго представлявший правящую верхушку, с заговором наемников СА?

Случилось так, что соотношение классовых сил перед бунтом Рема отразило в известный период взаимоотношения различных групп внутри промышленности, отразило существующее экономическое положение. Почему Геринг застрелил Шлейхера?

Шлейхер не принадлежал к лагерю Рема. Он не был национал-социалистом, хотя расчищал путь для фашистской диктатуры в Германии. Он был противником Гитлера и Рема, хотя и организовал «Freikorps» и «черный рейхсвер», из которых вышла гвардия национал-социализма. Он не был сторонником «тоталитарного государства», хотя он первый был ответственен за падение либерального режима (Гренер и Брюнинг). Он потерял власть и оказался в одиночестве именно вследствие противоречий, живым олицетворением которых стала его личная судьба. Он хотел синтеза между буржуазной демократией и фашизмом, между Веймаром и Гитлером, и фашизм смел его с пути. Он пытался создать чисто военный бонапартизм, зависящий только от армии. Этот эксперимент уже пытался до него проделать его предшественник Сект — найти некий средний курс, идущий одновременно на уступки и капиталистам и рабочему классу; капиталисты, нуждавшиеся в фашистском и террористическом массовом движении, отшвырнули Шлейхера ради Гитлера и Рема.

Шлейхер остался один, подобно многим переходным фигурам до него, — бонапартист без бонапартизма, генерал без армии, полудемократ без демократии, полуфашист без массового базиса. И все-таки этот старый политический шарлатан продолжал играть свою собственную игру. Но он играл не на стороне рейхсвера, руководителем и представителем которого он прежде был, и не на стороне юнкеров и группы фон-Папена, с которой он когда-то шел рука об руку.