Гитлер. Утраченные годы. Воспоминания сподвижника фюрера. 1927-1944

Едва выйдя из телефонной будки, я натолкнулся на Фроделя. Я сказал ему, что только что звонил в Берлин и получил приказ фюрера возвращаться в Уффинг. Похоже, это удовлетворило его, и, когда я начал жаловаться на злую шутку, которую только что сыграли со мной, он положил свою руку на мою и произнес: «Не говорите больше ничего, здесь есть посторонние. Я не хочу участвовать в этом деле». Я заказал еще одну кружку, чтобы продолжить создавать правдоподобную видимость, но, пожаловавшись на расстройство желудка, снова покинул компанию. На этот раз снаружи уже была кромешная тьма. Я зашагал от здания и через минуту уже был на дороге за аэродромом. Скоро я встретился с какой-то крестьянкой, ехавшей на подводе, и женщина со своим явно саксонским акцентом сообщила, что железнодорожная станция находится меньше чем в двух километрах отсюда. Через четверть часа, шагая так быстро, как мог, я был уже там. Через десять минут должен был подойти поезд на Лейпциг.

Если моему рассказу не хватает связности и логичности, то я могу лишь сказать, что пишу не какой-нибудь шаблонный триллер, а действительный отчет о событиях, как они происходили. С пыхтением подошел местный поезд, и я поднялся в вагон. Когда мое купе поравнялось с закрытым шлагбаумом, над ним я, к своему ужасу, увидел лицо Фроделя. «А мы вас везде искали! – прокричал он. – Приезжайте к нам в отель «Гауфе» в Лейпциге…» Его голос остался позади. Было ли это дружеским предупреждением? А где остальные двое? Не схватят ли меня на одной из промежуточных станций? У меня не было одежды, кроме той, в которой я встал утром, и я находился в географическом центре Германии. Я знал лишь одно. Я должен выбраться из страны как можно быстрее. Я возлагал надежды на то, что все конторы в Берлине должны быть закрыты, и, какие бы инструкции у моего друга из гестапо ни были, немецкая бюрократическая иерархия не даст ему новых до следующего утра.

Я попытался выспросить у пассажиров-попутчиков, как называется последняя перед Лейпцигом станция, но, пока они разбирались, мы ее проехали и прибыли в сам город. Я задержался позади толпы, устремившейся с перрона, прошел через вагон в другой его конец и вышел через другой выход. Там не было и признаков встречающих, а посему я вскочил в такси и доехал до гостиницы «Астория». Там я узнал, что есть ночной экспресс, отправляющийся на Мюнхен через пару часов. Я рискнул позвонить и вновь застал свою секретаршу. Добрая женщина догадалась остаться в конторе. «У вас все в порядке?» – спросила она взволнованно. «Да, я нахожусь в Лейпциге – и один. Если кто-нибудь спросит, слышали ли вы что-либо обо мне, скажите, что я возвращаюсь в дом моей матери в Уффинге праздновать свой день рождения».

Я вышел, взял другое такси и поехал к отелю «Гауфе», попросив шофера подождать меня на углу, не выключая двигателя. Осторожно приблизившись, я всмотрелся сквозь стеклянную дверь. В вестибюле никого не было, но возле будки портье, что вы думаете, стоял мой багаж. Я вошел. «Хайль Гитлер, господин доктор! – произнес портье, который знал меня по многим моим визитам в Лейпциг вместе с Гитлером. – Господа сказали, что вы приедете, и я вас ожидал. Ваш номер готов. Мне отправить ваши вещи наверх?» – «Я только что встретил одного друга и остановился в «Астории». Отнесите мои вещи прямо сейчас в такси, хорошо?» – сказал я и вручил ему приличные чаевые. Потом я написал записку Фроделю: «Позвонил в канцелярию и получил новые инструкции. Провожу ночь в «Астории». Увидимся завтра».

На следующее утро я был в Мюнхене. Я выяснил, что есть поезд на Цюрих, отправляющийся менее чем через час. Я бросился в отель «Регина», что находится возле Центрального вокзала, и позвонил сестре Эрне на ее виллу в пригороде Цольна. Я умолял ее немедленно приехать в отель, даже в ночной рубашке, если так выйдет, потому что мне надо сказать нечто очень срочное. Я прождал ее до последнего момента, но она так и не появилась. Спустя три часа я уже был за швейцарской границей в Линдау. Вот такой был у меня пятидесятый день рождения, и я в последний раз увидел свою родину перед разлукой на предстоящие десять лет.