Гитлер. Утраченные годы. Воспоминания сподвижника фюрера. 1927-1944

– Думаю, пять или шесть, – ответил я, напрягая мозги, чтобы вспомнить их имена, а потом пытаясь объяснить, что этот необычный оборот был вызван, главным образом, потребностью Генриха обеспечить себе наследника и сохранить свою династию.

– Шесть жен, – размышлял вслух Гитлер. – Неплохо, даже без учета эшафота. Нам надо побывать в Тауэре и посмотреть, где их казнили. Мне действительно надо съездить. Это может быть в самом деле достойное зрелище.

И это все, что осталось от моих планов мирового турне. Ему хотелось увидеть эшафот в лондонском Тауэре. Он явно был захвачен удачливой беспощадностью этого британского монарха, который воевал с папой и навязывал свою волю и укреплял мощь династии Тюдоров. Разве странно видеть в этом обмене показатель жутких комплексов, которые приведут к Дахау, Аушвицу и Майданеку?

К этому времени я уже совершенно пал духом. В партии не осталось никого, к кому я мог бы обратиться за помощью. Экарт умер, Тони Дрекслер еще был жив, но совершенно утратил свое влияние. Помню, как-то встретил его жену Анну, которая рассказала мне: «Вы знаете, мы встретили Адольфа на улице и спросили его, почему он к нам не заходит. И знаете, что он ответил? «Как только куплю новую машину, так приеду». И Тони сказал ему: «Так ты можешь приехать к нам и на старой машине», но он так и не появлялся».

Мне мог бы помочь Геринг, но ордер против него все еще был в силе, и он не осмеливался покидать Швецию, хотя мы поддерживали переписку. Я без радости узнал, что Гитлер планирует будущее, вообще не беря в расчет Геринга. Частично тут играл роль его антиофицерский комплекс, а частично – факт, что у его новых наперсников совсем не было времени на Геринга, и они утверждали, что тот – не национал-социалист; и в том смысле, какой вкладывали в эти слова, они были правы. Также исчез Готфрид Федер, этот совсем безобидный эксцентрик. «Как можно брать власть, имея в запасе лишь эту свору невежд? – как-то он задал мне вопрос. – Гитлеру надо будет иметь более качественную вторую команду на долгую перспективу».

Гитлер не находил выхода своим подавленным чувствам, хотя это не мешало ему не отказывать себе в авансах. Однажды у дома на Пиенценауэрштрассе, когда я отправился за такси, он упал на колени перед моей женой, провозгласил о своей любви к ней и сказал, что это просто позор, что он не встретил ее, когда она была еще не замужем, и объявил себя ее рабом. Елене удалось поднять его на ноги, а когда он ушел, она спросила меня, что ей с этим делать. Я знал, что он разыгрывал эту сцену с несколькими женщинами, поэтому посоветовал ей не обращать внимания и просто рассматривать все это как помрачение ума от одиночества.

Он предпринял еще одну попытку с одной из дочерей своего раннего покровителя Онезорге. Гитлер остановился у того в доме, когда Онезорге куда-то вызвали, и дочери остались дома. Гитлер активно ухаживал за одной из них и в один момент тоже пал на колени. Он заявлял, что не может жениться на ней, но просил ее переехать и жить с ним в Мюнхене. Конечно, Онезорге пришел в ярость, когда вернулся, и фактически с этого времени порвал отношения с Гитлером. Они вновь сошлись только в 1931 году, когда его потомство было благополучно выдано замуж.

На одной вечеринке на озере Тегерн Герман Эссер взял Гитлера с несколькими дамами покататься на весельной лодке. Было бы чересчур утверждать, что Гитлер дрожал от страха, но он чувствовал себя как рыба, вынутая из воды, и не переставая рассуждал о том, почему молодым дамам следует вернуться на сушу. Он, похоже, был абсолютно убежден, что лодка вот-вот затонет, Эссер мне впоследствии рассказывал, что у Гитлера безрассудный страх перед водой. Он не умел плавать и не хотел учиться. Действительно, я не припомню, чтобы он когда-либо был в купальном костюме и чтобы они у него имелись. Нередко рассказывалась история, возможно правдивая, о том, что старые боевые друзья Гитлера, видевшие его раздетым, заметили, что его гениталии были нелепо недоразвиты, и он, несомненно, этого стыдился. Мне думалось, что все это могло являться частью основного комплекса в его физических отношениях, который компенсировался ужасающей тягой к господству, выраженной в области политики. Эта боязнь воды, должно быть, также играла свою роль в его тотальном непонимании вопросов, связанных с военно-морским флотом, и всего, что имело отношение к морю.