Гитлер. Утраченные годы. Воспоминания сподвижника фюрера. 1927-1944

Гели распространяла историю о том, что хотела вернуться в Вену, чтобы проконсультироваться еще у одного профессора по вокалу в отношении работы над своим голосом. Она даже справлялась у Ганса Штрека об имени его собственного тамошнего учителя (это был профессор Otto Po). Вполне возможно, что Гитлер вырвал у нее признание об истинной цели ее поездки. Не так трудно воссоздать реакцию, которая терзала его разум и тело. Его антисемитизм привел к тому, что он обвинил ее в нанесенном им обоим бесчестье и заявил ей, что лучшее, что она может сделать, – это застрелиться. Возможно, он угрожал ей, что прекратит совсем помогать ее матери. Он так долго глотал эту леску Хаустхофера о самураях и бусидо и необходимости в таких обстоятельствах совершить ритуальное самоубийство харакири, что мог убедить и вынудить эту несчастную девушку пойти на такой шаг. Если дело обстояло так, то этот случай стал первым из многих подобных, которые последовали за ним. Грегору Штрассеру предложили сделать то же самое, когда он попытался расколоть партию в конце 1932 года. Есть достаточные свидетельства, что Рему дали пистолет для той же цели во время репрессий 1934 года. Также не самой маленькой причиной смерти Штрассера были слишком достоверные подробности, о которых он узнал относительно смерти Гели Раубаль.

В момент смерти племянницы единственной заметной реакцией Гитлера было то, что он запер ее комнату и заставил одного не самого лучшего в Мюнхене скульптора по имени Циглер, к тому же товарища по партии, изваять бюст Гели, который был установлен в этой комнате и возле которого всегда были цветы. В каждую годовщину трагедии он запирался в этой комнате и оставался там часами.

Уверен, что смерть Гели Раубаль стала поворотным пунктом в формировании характера Гитлера. Эта близкая связь, какую бы форму она ни принимала, предоставила ему в первый и единственный раз в жизни возможность высвободить свою нервную энергию, которая уж чересчур скоро найдет свое окончательное выражение в жестокости и дикости. Его длительная связь с Евой Браун никогда не порождала таких дурацких интермедий, которые он испытывал с Гели и которые со временем, может быть, сделали бы из него нормального человека. С ее смертью очистился путь для его окончательного превращения в демона, а его сексуальная жизнь вновь деградировала в нечто типа бисексуального нарциссоподобного тщеславия, где Ева Браун была чуть более, нежели какое-то расплывчатое домашнее приложение.

Он определенно не оставлял без внимания хорошо выглядевших женщин, и о двух или трех из них иногда поговаривали, что они пользуются его особым расположением. Но, насколько я знаю, никто из них не удостаивался чего-то большего, чем многозначительные объятия и вздохи, и безнадежное поднятие очей вверх, чтобы описать, как далеко зашли отношения. Он называл их «моя принцесса» либо «моя маленькая графиня» и никогда не скупился на страстные заявления о любви. Он был отлично подготовлен для того, что приступить к физической прелюдии, но когда дело доходило до воплощения замыслов в жизнь, или еще хуже, когда ему удавалось пробудить женский интерес, и она молча соглашалась на половой акт, тут он ничего не мог сделать.

Психологи могли бы написать целый учебник по Гитлеру, начиная с его собственного описания в «Майн кампф» как маменькиного сынка. Гитлер утверждает, что он эту стадию перерос, но многие не переросли, впрочем, как и он сам. Германия и мир будут еще страдать от того, что у него были все психические недостатки этого человеческого типа, увеличенные до дьявольской степени. Его сверхреабилитация комплекса неполноценности импотентного мастурбатора была движущей силой его жажды власти. Осознавая с тревогой, что он не способен увековечить себя в качестве отца, он развил в себе заменитель – одержимость сделать свое имя знаменитым – и пугающим – в веках, к каким бы ужасным деяниям эта мания ни приводила. Он стал современным двойником Герострата, который, желая обрести вечную славу, пусть даже ценой великого преступления, сжег храм Дианы в Эфесе.

Глава 10 Лоэнгрин берет верх

Справедливо было бы задать вопрос: почему при всех моих опасениях в отношении характера и намерений Гитлера и его окружения я так долго продолжал находиться в тесной связи с ними? Этот вопрос можно в той или иной форме задать и многим другим: промышленникам, которые снабжали его деньгами; многим исключительно респектабельным и правоверным консервативным политикам, которые, когда пришло время, вступили с ним в коалицию; членам семей с безупречной родословной – от Гогенцоллернов и далее вниз, которые связались с его движением; миллионам безработных и членам обедневшего среднего класса, которые поверили, что он предоставит единственную альтернативу коммунистам как решение этой наводящей ужас депрессии начала 1930-х годов, и, наконец, но не в последнюю очередь, этим 43,9 процента населения, которые голосовали за его утверждение во власти.