Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности

Главным объектом нападок был самый влиятельный аристократ Богемии, князь Шварценберг. В 1910 году он отказался выполнять требование «нанимать на работу в немецких областях только немцев», ответив критикам коротко и резко: «Я не собираюсь интересоваться национальностью служащих, которых нанимаю на работу». Он продал землю под строительство чешской школы, не обращая внимания на протесты немцев: «Не понимаю, почему чешским детям…. нельзя ходить в чешскую школу!»[1234] Однако на него нападали и из противоположного лагеря: чешские радикалы критиковали его за то, что он нанимает на работу в своих поместьях слишком много немцев[1235].

Гитлер-политик будет осуждать аристократию Австро-Венгерской империи за то, что она, как и социал-демократы, приняла сторону чехов[1236]. Семья Шварценбергов и после 1939 года занимала независимую позицию, это дало Гитлеру повод заметить, что Шварценберги с давних пор питают вражду к немцам. В 1941 году он приказал экспроприировать их имущество[1237]. В сходной ситуации оказались и другие аристократические фамилии Богемии.

Немецкие националисты считали врагом также и католическую церковь (так было, например, и в реальном училище Линца, где учился Гитлер). В «Моей борьбе» он пишет, что церковь нарочно посылала чешских священников в немецкие приходы, чтобы добиться окончательной славянизации Австрии. Дело происходило примерно следующим образом: в чисто немецкие общины, присылали священников-чехов, которые медленно, но верно начинали ставить интересы чешского народа выше интересов церкви и запускали процесс разнемечивания. А священники-немцы, по мнению Гитлера, показали себя совершенно неспособными к национальной борьбе. Так, из-за злоупотреблений одной стороны и недостаточного сопротивления другой немецкий дух и утрачивал свои позиции — медленно, но неуклонно. И далее: Стало очевидно, что церковь не считает себя связанной с немецким народом, бесчестно встав на сторону его врагов[1238].

В Цислейтании на рубеже веков действительно было больше священников славянского происхождения в немецких областях, чем немецких священников — в славянских общинах. Однако, что бы там ни утверждала немецкая националистическая пропаганда, такая картина сложилась лишь потому, что священниками чаще становились славяне[1239]. Общая политика церкви оставалась наднациональной, имея целью примирение католиков всех национальностей.

Университеты, стремившиеся к установлению наднациональных контактов, также подвергались нападкам общественности. Например, пангерманцы выступили с протестом, когда в 1909 году Венский университет призвал Макса Дворжака на должность профессора истории искусств. Националисты сочли, что «чех» не имеет права читать историю «немецкого» искусства в «немецком» университете. Профессоров-немцев, которые выдвинули кандидатуру Дворжака, они обвинили в «предательстве нации» и «посрамлении немецкого духа». Например, профессора права доктора Йозефа Редлиха, уроженца Моравии еврейского происхождения, депутата Рейхсрата от немецких либералов[1240].

Гитлер о чехах

Август Кубичек вспоминал о Гитлере: «Когда мы оказывались в районах Рудольфсхайм, Фюнфхаус или Оттакринг и встречали возвращающихся домой рабочих, бывало, что Адольф вцеплялся мне в руку: «Ты слышал, Густль? — Чехи!». Однажды мы пошли к «Пряхе у креста», Адольфу захотелось увидеть этот символ Вены. Там нам встретились рабочие с кирпичного завода, которые бурно жестикулировали и громко разговаривали по-итальянски. «Вот она, немецкая Вена!» — возмущённо вскричал он»[1241]. (Площадь с готической колонной в «чешском» районе Фаворитен, на бывшей городской окраине, вплоть до XIX века была местом казней. Гвидо фон Лист считал «Пряху у креста» древнегерманским символом границы с эзотерическим значением[1242].)