Гитлерюнге Соломон

Я подошел к двери углового трехэтажного здания, где прежде был мой дом. Вошел внутрь. В этот самый момент в проеме двери появилась хорошо знакомая фигура портье. Он не изменился, и на нем была все та же старая фуражка. Однажды я помог ему помыть водяным шлангом тротуар и двор. Когда вода струилась, я с удовольствием нажимал на резиновый конец, чтобы она брызгала во все стороны. Долю секунды я думал: не посвятить ли его в мою тайну? Но тотчас же отбросил эту глупую идею, осторожно посмотрел на него и уверенно пошел к лестнице. На первом этаже задержался перед нашей старой дверью. Я услышал оживленный разговор. У дверного звонка было обозначено чужое имя. На правом косяке двери остался только след от мезузы.

Какое дорогое, знакомое место! Мы были счастливой семьей. Вечером мы собирались, и дом наполнялся шумом и радостной беготней. Мой младший брат Давид был шутник, и от его выходок мы помирали со смеху. С особым удовольствием он нас разыгрывал за столом. Если мама ему наливала мало супу, он совал палец в тарелку сестры Берты, и она, конечно, больше не ела. Мама немного ругалась, а потом смеялась вместе с нами.

Исаак был самым среди нас серьезным и суровым. Более всего ему свойственны были усердие и любовь к порядку. Он тщательно следил за моими ученическими успехами и никогда не забывал проверять, сделал ли я все задания. Когда мы жили еще в Пайне, а позже в Лодзи, он посылал меня гулять и потом требовал детального отчета о моих впечатлениях.

Вспомнил я и сестру Берту, красивую, хорошо сложенную молодую девушку. Она учила меня танцевать медленный фокстрот и танго под музыку из радио. Потом пришли другие ритмы. По радио мы слушали иностранные передачи. Каждый раз, когда местная газета сообщала, что будет передаваться речь Гитлера, у нас дома царило страшное напряжение. Гитлер прекрасно знал, как завести народ. У нас это вызывало панический ужас. С театральным пафосом он предсказывал лишения, нужду, опустошение, если немецкий народ не проснется и не выступит против Версальского договора. До сих пор у меня в ушах его крик: «Если международному финансовому еврейству еще раз удастся наш народ втянуть в мировую войну, чтобы еще больше извлекать выгоды, за этим последует истребление еврейской расы!» Как же быстро это стало осуществляться! Даже в самом ужасном сне я не мог себе представить, что буду ему присягать и числиться среди его приверженцев.

Не знаю, как долго я так стоял.

Вдруг за дверью я услышал шаги. В момент я покинул лестницу и вышел на улицу. По дороге я заглянул на задний двор Аарона Горецкого, где мы играли в настольный теннис. Конечно, стола уже не было. Что-то во мне сопротивлялось признать, что мир, который казался таким прочным, в один момент можно стереть, не оставив в живых ни одного из его свидетелей. Бесцельно я слонялся по улицам.

Меня магически тянуло к кварталу, где находилась улица Законтна. В часы между поездками через гетто я теперь ходил туда гулять. Во мне еще не стерлись шокирующие картины гетто, а контраст с ними безмятежности по эту сторону стены разрывал мне сердце.

Погруженный в свои мысли и воспоминания, я не сразу заметил прелестную молодую девушку рядом со мной. С соблазнительной улыбкой она удивленно посмотрела на мою черную униформу. У меня на уме было совсем иное, нежели светские радости или романтические встречи, и все-таки я к ней повернулся и спросил, чем вызвано ее любопытство. «Вы действительно член гитлерюгенда из рейха?» — спросила она немного смущенно. «Да, в Брауншвейге, я из Северной Нижней Саксонии», ответил я с немецкой гордостью.

Она говорила по-немецки со славянским акцентом. Очевидно, передо мной тоже фольксдойче. Я обрадовался тому, что со мной заговорили, и пригласил ее погулять. Она согласилась, и мы пошли дальше в том же направлении. Да, моя партнерша была под впечатлением от такой встречи, а я как бы забыл о наполненном болью себе — настоящем. Моя новая подруга смотрела на меня с нескрываемым удивлением. Она рассказала, что со своими родителями приехала из Украины в порядке проведения переселенческой политики.

Ее отец служит где-то на востоке, а она с матерью и сестрой живет в новой квартире, которую дали им бесплатно. По ее словам, она еще никогда не была в рейхе, и это ее страстная мечта. Она уже встречала солдат вермахта, но такого, как я, гитлерюнге, еще нет.

Молодые немцы почитали гитлерюгенд и надеялись, что это движение скоро будет организовано и в Лодзи. Ее восторг был искренним, и мне доставляло удовольствие с ней разговаривать. Меня трогало, что именно меня судьба выбрала представлять элиту, в которую я входил против своей воли. Чтобы ее не разочаровывать и соответствовать роли представителя рейха, я притворно выражал такой же восторг.