Гюго

в котором упрекал французов в предательстве своего императора, которому русский поэт придал черты великого и незаслуженно пострадавшего человека. Так что бонапартизм Гюго был явлением не только французским. Зато Алексей Хомяков в своём стихотворении «На перенесение Наполеонова праха» высказал более здравые идеи, скептически отнесясь к деяниям Наполеона, но куда с меньшим поэтическим талантом:

...Пусть над перстью благородной
Громомещугцей главы
Блещет саван зим холодный,
Пламя жаркое Москвы;
И не меч, не штык трёхгранный,
А в венце полнощных звёзд —
Усмиритель бури бранной —
Наша сила, русский крест!

Пусть, когда в земное лоно
Пренесен чрез бездну вод,
Бедный прах Наполеона,
Тленью отданный, заснёт, —
Перед сном его могилы
Скажет мир, склонясь главой:
Нет могущества, ни силы,
Нет величья под луной!

Впрочем, на популярности кабинета и короля перезахоронение мало отразилось, ибо Франция проиграла дипломатический конфликт с Англией, разразившийся в это же время. Июльская революция хотя и освободила Францию от династии Бурбонов, но не вернула ей прежнего места в европейской политике. При Луи Филиппе она шла в фарватере Англии как младший партнёр (в обществе недовольно поговаривали — «на такую политику способна и тумба!»). Но в 1840 году случился кризис: Париж, поддержав восставшего против турецкого султана египетского правителя Мухаммеда Али, обнаружил созданную против себя коалицию Англии, России, Австрии и Пруссии. Адольф Тьер, который в 1840-м возглавлял кабинет, под давлением короля вынужден был уйти в отставку как ответственный за чересчур воинственный курс, который чуть не привёл Францию к столкновению со всей Европой. Честь родной страны была посрамлена, и воспоминания о победах Наполеона лишь сильнее оттеняли нынешнее неприглядное положение.

Внешняя политика тогда сильно привлекала Виктора Гюго. Но до поры он мог лишь обсуждать её в кругу семьи и друзей. Однако одно примечательное знакомство помогло ему подняться по общественной и политической лестнице. В середине 1830-х годов Гюго познакомился с наследником престола, старшим сыном короля Фердинандом Филиппом, носившим титул герцога Орлеанского. Тот был куда популярнее своего отца, считался либералом, и прогрессивные круги возлагали на него немалые надежды. Поэта в 1837 году пригласили на свадьбу наследника, женившегося на Елене Луизе Елизавете Мекленбург-Шверинской. В том же году Гюго удостоили ордена Почётного легиона.

В 1837-м произошло и нерадостное событие — умер брат Эжен, давно находившийся в психиатрической лечебнице. После его смерти Виктор унаследовал титул виконта, таким образом, отныне они с женой могли с полным основанием считать себя аристократами.

Отражением противоречивости жизни Гюго в середине 1830-х годов стал новый сборник «Внутренние голоса», появившийся в 1837 году и посвящённый его отцу, «не упомянутому на Триумфальной арке». Любовная лирика уступает размышлениям о судьбах человечества, о Боге и смысле жизни (вместо Петрарки появляется Данте — «После чтения Данте»), и возникает образ Олимпио — лирического двойника Гюго, к которому он обращается с грустными признаниями в стихотворении «К Олимпио», ставшем ключевым в сборнике. Он же замаскированно фигурирует в названии другого стихотворения сборника — «К Ол...».

Результатом дружбы с герцогом Орлеанским стало основание театра «Ренессанс» в 1838 году. Его учредителями выступили Виктор Гюго и Александр Дюма, заинтересованные в «своём» театре, где бы ставились романтические пьесы. Герцог обеспечил необходимый административный ресурс, поспособствовав получению разрешения от правительства. Директором «Ренессанса», расположившегося в так называемом зале Вантадур, назначили Антенора Жоли, директора газет «Монитор дю суар» и «Вер-Вер», известного своей деловой хваткой.

«Ренессанс» открылся пьесой Виктора Гюго «Рюи Блаз», ставшей его лучшим детищем на театральном поприще. В ней Гюго вернулся к александрийскому стиху и создал шедевр не просто романтической драмы, но и классическое произведение французского репертуара, став в один ряд с Мольером, Корнелем и Расином. Символично, что новое, после «Эрнани», обращение к «родной» испанской тематике привело поэта к творческому взлёту, придало ему свежесть и энергию.