Читаем Гюго полностью

Скрипят колеса экипажа. Стучат о кузов камешки. Теснятся, набегают воспоминания. То же слепящее солнце, те же скалы, и гордые пастухи с длинными посохами, и виноградники по склонам гор.

Но все совсем не так лучезарно, как в детстве. Все как будто немного потускнело. А может быть, это потому, что он сам постарел? Рядом с ним в экипаже его привычная спутница Жюльетта Друэ. Они путешествуют инкогнито, под именем супругов Жорж. Так легче и свободнее. Имя Гюго привлекало бы любопытные взоры.

Сколько городов посетили они за этот месяц путешествия по Испании! Живые впечатления, образы. Источники новых творений.

Путешествие тянется уже около пятидесяти дней. Что там в Париже, что в Гавре? Уже давно они не получали писем от близких, не видели французских газет. Несколько дней провели в море, останавливались на уединенном острове.

Высадившись на берег, они заходят в маленькое кафе. На столе стопка свежих французских газет. Гюго тотчас же погружается в чтение, а Жюльетта изучает меню.

— Ну, что там нового? — весело спрашивает она у своего спутника.

Он молчит. Что с ним? Почему он так смертельно побледнел? Рука прижата к сердцу. Глаза остановились.

Она вырывает у него газетный листок. Что он там увидел? Ей бросаются в глаза строки: «Гибель дочери знаменитого поэта». Позже они узнали подробности.

Это случилось 4 сентября. Леопольдина и ее муж отправились на прогулку в легкой парусной лодке. Неожиданный порыв ветра. Лодка накренилась, зачерпнула воды и перевернулась. Леопольдина не умела плавать. Она ухватилась за борт и потеряла сознание. Шарль пытался спасти ее, но напрасно, он не мог оторвать ее руку от тонущей лодки. Тогда он обнял ее и они вместе пошли ко дну.

Так их и похоронили в одной могиле на кладбище в Виллекье.

Дом на Королевской площади в трауре. Госпожа Гюго смотрит в одну точку сухими, воспаленными глазами и молча перебирает, гладит, прижимает к груди прядь волос Леопольдины.

«…Гюго сразу постарел на десять лет», — пишет Бальзак Ганской.

На всю жизнь день 4 сентября останется для поэта днем траура, посвященным памяти дочери. Каждый год в этот день он будет писать стихи, обращенные к Леопольдине.

Сладостная горечь воспоминаний:

Ей десять минуло, мне — тридцать;Я заменял ей мир в те дни.Как свежий запах трав струится,Там, под деревьями, в тени!Я слушал сквозь полет мечтанийЕе бесхитростный рассказ,И мысль мою вело в туманеСиянье этих детских глаз.О ангел мой чистосердечный!Ты весела была в тот день…И это все прошло навечно,Как ветер, как ночная тень!* * *

Проходят дни, недели, месяцы, притупляется понемногу острота горя. Жизнь идет своим чередом. Снова Гюго произносит торжественные речи в Академии. Хвалы усопшим. Приветствия вновь избранным. Он величествен в председательском кресле. Даже Сент-Бёв вынужден признать, что Виктор Гюго выше личных обид, страстей и распрей. Критик опасался, что Гюго постарается провалить его кандидатуру на выборах в Академию, подозрения его, однако, были напрасны. Во вступительном слове Гюго воздал должное заслугам и талантам Сент-Бёва.

Но «бессмертные» и не подозревают, что, когда Виктор Гюго во время длинных и скучных словопрений рассеянно чертит что-то в записной книжке, на листках ее появляются отнюдь не хвалы академикам, а шутливые и порой едкие карикатуры, сатирические портреты собратьев.

Король Луи-Филипп всячески старается выказать свое расположение знаменитому писателю, приручить его. 13 апреля 1845 года издан королевский указ: Виктору Гюго пожаловано звание пэра Франции.

В оппозиционных газетах тотчас же появился поток эпиграмм, карикатур.

«Виктор Гюго умер. Да здравствует виконт Гюго!»

«Гюго-писатель теперь совсем умолкнет. Талант его исчерпан», — говорят многие.

К обязанностям академика прибавились еще обязанности пэра. Для работы над новыми книгами не остается времени.

Неужели талант его действительно иссяк? Нет. Он должен предпринять какой-то решительный шаг. Оторваться хоть на время от заседаний и приемов. Вернуться к главному делу своей жизни.

Некоторое время Гюго не появляется ни в палате, ни в салонах. Он взялся за перо.

* * *

Давно уже он задумал большой роман о нищете, каторге, страданиях обездоленных. Замысел начал зарождаться еще в далекие дни, когда писатель собирал материалы для «Последнего дня приговоренного». За долгие годы скопилась целая гора заметок, набросков, фактов, наблюдений. Надо вернуться к старым планам. Это будет книга о жизни французского народа и о собственной молодости писателя. Канвой для биографий героев послужат действительные события и человеческие судьбы.

Общий план романа был намечен в 1840 году.

История святого.

История мужчины.

История женщины.

История куклы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное