Гюрги-Дюрги-Дюк. Повесть

Как-то Наташа принесла в класс хранившийся у ее отца осколок то ли бомбы, то ли снаряда. Раньше Юльке казалось, что военный осколок - это что-то маленькое, легкое, похожее на ломтик стекла от разбитого блюдца. Этот же не уместился у нее на ладони, тяжелый, как топор, выпуклый треугольник металла с острыми, рваными краями. Он не выполнил когда-то того, что ему было предназначено: никого не убил, и теперь старался хоть чем-нибудь досадить людям. Юлька до крови поцарапала пальцы об его острые края.

Юлька любила красиво думать. Она не один раз представляла себе, как ее, партизанку, расстреливают враги и как входит в ее сердце пуля. Но она никак не могла представить, как входит в него этот существующий на самом деле осколок - тяжелый, как топор, с острыми, как у ножа, рваными краями. Настоящий осколок в живое, настоящее сердце! А та выдуманная пуля входила в сердце легко.

Страхи, пришедшие в эту чужую комнату вместе с сумерками, не уходили от нее долго, пока она не спела торжественным шепотом одну за другой самые любимые отцовские песни - о суровом майоре, о грозном боге войны, гремящем в седых лесах, и самую грустную пес-ню на свете о трех товарищах из города Эн, замученных фашистами…

Когда же она уснула, ей приснился золотой сон - в золотом сквере среди деревьев с золотыми цепочками вместо листвы горели золотые фонарики, а по дорожкам почему-то ползали, как черепахи, розовые пряники в золотых елочных обертках. Потом пряники-черепахи уползли, но сон не ушел, а из золотого стал обычным, серым, как всегда. Уже под утро она проснулась от духоты. В комнате было темно и душно, кожа дивана парила, как компресс. Почти сквозь сон Юлька подумала: так душно, наверное, оттого, что в комнате открыто только одно окно, а другое, то, что с зайчиками, все еще закрыто и зашторено. Она поднялась, в полутьме, наощупь добралась до него и, отдернув штору, распахнула окно настежь. В комнату сейчас же вплыл свежий ночной воздух и закачал Юльку на прохладных волнах так крепко, что она еле-еле добралась до дивана, бухнулась на него и тут же снова стремительно погрузилась в сон.

3. ЧУДО!

Утро же началось с чуда! Правда, не сразу с чуда! Сначала проснувшаяся Юлька поймала толстую, наверно, кусачую муху, крутившуюся у нее перед носом, потом увидела, что ветер, свободно гуляющий по комнате от окна к окну, расхозяйничался - сорвал с гвоздя край шторы, скинул салфетку с рояля и расшвырял по полу страницы старенького «Замка Броуди». И тогда Юлька поднялась с дивана и подошла к распахнутому ею ночью

Окно выходило в сторону озера. Сначала Юлька увидела крыши домов, ступеньками спускающиеся вниз. Потом за крышами она увидела синеватую поверхность озера и подумала, что оно здорово похоже на Волгу. Все-таки нельзя жить без Волги! Даже здесь, в чужом городе, это поняли!

Потом Юлька подняла глаза выше, и вдруг ей показалось, что за ее спиной кто-то легко, почти невесомо коснулся пальцами клавиш рояля. Так ясно это Юльке показалось, что, вздрогнув, она обернулась.

В комнате было пусто, и клавиши прикрыты длинной черной крышкой, Юлька сама опустила вчера эту крышку…

Она снова перевела взгляд на окно и тогда увидела вдалеке за озером высокий крутой холм, похожий на теплую круглую шапку и утопающий в зелени, такой густой и такой темной, что нельзя было различить дорогу, ведущую на его вершину к дому под красной крышей со светлыми окнами…

* * *

В Юлькиной жизни один раз уже было чудо, похожее на это! Полтора года назад, в зимние каникулы, когда она гостила у Любкиной тетки в Ленинграде. Поездка была совсем неудачной: в день их приезда у тетки умер муж, и Любке с Юлькой было не до прогулок по городу. Три дня прошли в горькой похоронной суматохе, а на четвертый им уже нужно было уезжать домой. Лишь накануне отъезда, когда разошлись с поминок гости, заплаканная, уставшая Любка сказала ей шепотом:

- Ты бы хоть разок до центра доехала, я скажу - к знакомым по делу пошла. Спать не буду, открою. Не заблудись только…