Гюстав Флобер

Еще одна забота: надо во что бы то ни стало найти компаньонку для матери. «Хочется подыскать ласковую особу, которая будет читать, – пишет он Жорж Санд. – Ей придется также немного заниматься хозяйством. Но у нее будет нетяжелая работа, поскольку мать оставляет свою горничную. Религиозные взгляды не имеют значения».[512] Госпожа Флобер едва держится на ногах, ее голова расстроена. Вернувшись в Круассе, Флобер с трудом переносит причуды матери. Она думает только о еде, надеясь окрепнуть, и подолгу сидит за столом. «Хозяйство в доме в таком упадке, кругом беспорядок и какие-то запутанные истории, что я со времени приезда ничего не смог сделать, – пишет Флобер Каролине. – От всех этих забот, а в особенности от печального пребывания с глазу на глаз с твоей бабушкой у меня опускаются руки. Чувствую, что не смогу писать, ибо с трудом понимаю то, что читаю. Моя мечта – поехать жить в монастырь в Италию, чтобы ни во что больше не вмешиваться… Когда меня оставят в покое? Когда мне не надо будет заниматься вечными другими? Я то отчаиваюсь, то впадаю в угнетенное состояние».[513] Он с нетерпением ждет компаньонку, которую наконец наняли и которая должна приехать в начале апреля месяца.

Но 6 апреля госпожа Флобер после полутора суток агонии скончалась. Флобер, хотя и был готов к этому, потрясен. Его вырвали из детства. Он теперь один в мире. Он сообщает об этом самым близким друзьям: Максиму Дюкану, Эдмону де Гонкуру, Лауре де Мопассан, Жорж Санд. Все знают о его отчаянии: «Матушка моя только что умерла. Я с понедельника не сомкнул глаз. Не знаю, что делать».[514]

«Журналь де Руан» помещает некролог. «Г-жа Флобер, вдова, была видным человеком. Она приходилась родственницей г-ну Ломонье, знаменитому хирургу, которого в должности главного хирурга больницы заместил г-н Флобер. Она была внучкой, женой и матерью врача. Руан выражает соболезнование семье г-жи Флобер. Выразить чувства соболезнования и признательности соберутся все, чьи страдания облегчали отец и сын, все, кто знал их преданность простым людям. Похороны состоятся завтра, в среду, в Круассе, в десять часов».

После похорон Флоберу предстоит пройти через инвентаризацию состояния, оставленного матерью. «Это чудовищно! – пишет он Эдмону де Гонкуру. – Мне казалось, что мать при смерти, а мы обворовываем ее».[515] Согласно последней воле умершей, дом в Круассе переходит к внучке Каролине, однако у Флобера остаются там его комнаты. Сам он унаследовал ферму в Довиле, на доходы от которой сможет жить. Избавившись от этих нелепых деловых формальностей, он пытается привыкнуть к своему новому состоянию пятидесятилетнего сироты. «Сегодня наконец я впервые услышал, как поют птицы, и увидел, как зеленеет листва, – пишет он Жорж Санд. – Солнце меня больше не раздражает, это хороший знак. Если бы я смог начать работать, я был бы спасен». И добавляет: «Достанет ли у меня сил жить в полном одиночестве? Сомневаюсь. Я старею. Каролина теперь здесь жить не может. У нее две квартиры, а содержание дома в Круассе обходится дорого. Думаю, что откажусь от квартиры в Париже. Там мне больше делать нечего. Все мои друзья умерли, и последний – бедняга Тео, – боюсь, долго не протянет! О! Как тяжело отращивать новую шкурку в пятьдесят лет! Две недели назад я понял, что моя дорогая матушка была тем существом, которое я любил больше всего на свете. Я точно потерял самого себя».[516]

Когда с разделом наследства «покончено», Каролина уезжает из Круассе в Дьепп. Флобер на мгновение впадает в панику перед неожиданной пустотой своей жизни. Однако собирается с духом и пишет племяннице: «У меня сердце разрывалось, когда смотрел, как ты уезжала. А вчера я был совсем не весел, когда вечером сел за стол. Однако надо быть философом. Я принялся за работу. Только упрямство поможет снова обрести вкус к „Святому Антонию“».[517] И несколько дней спустя, ей же: «Ты представить себе не можешь, как спокоен твой Круассе и как красив! Все дышит такой негой и умиротворением, здесь такая тишина. Воспоминания о моей бедной старушке не оставляют меня, витаю в них, как в дымке».[518]