Гюстав Флобер

20 декабря он приезжает наконец в Париж, который, по его словам, ненавидит, но без которого не может долго жить. Явно, выйдя из своей жизни-игры, он оказывается в положении литературного отшельника, которого пугают гнусности столицы. Он играет роль троглодита, однако с удовольствием по воскресеньям принимает у себя друзей и часто ужинает у «Президентши» – госпожи Сабатье, известной любовницы банкира Моссельмана, подруги Бодлера и знаменитой мраморной модели «Женщина, укушенная змеем» Клезингера. Окунувшись в светский гвалт, он сожалеет о том, что рядом нет Луи Буйе, который теперь живет в Манте. Карьера его друга, впрочем, складывается успешно. Он готовит сборник стихотворений, и директор «Комеди Франсэз» заказал ему произведение, прославляющее предстоящее присоединение Савойи к Франции. Это последнее предложение возмущает Флобера, который, негодуя, пишет: «Никогда! Никогда! Никогда! Тебе готовят провал, и нешуточный. Заклинаю тебя, не делай этого!» И продолжает: «Принимая это предложение, ты унижаешь и, подчеркну это слово, позоришь себя. Ты теряешь себя как „чистого поэта“, человека независимого. Тебе дали место, ввели в ряды полка, пленили. Только не политика, ради всего святого! Это приносит несчастье, и это нечисто».[326]

В начале года Флобер часто посещает известных писателей. У Жюля Жанена встречает Октава Фейе, сходится с Полем де Сен-Виктором и братьями Гонкур, ужинает с Мори и Ренаном. 12 января он оказывается в веселой компании за столом Гонкуров. Говорят о последнем романе «Он» Луизы Коле, в котором через образ Леонсы, играющей в модных театральных пьесах, изображен мир актрис и своеобразие женских отношений. «Я нашел простое средство обходится без них, – говорит Флобер. – Сплю на сердце, а ночью… это неизбежно». Гости уходят один за другим. Остается Флобер. «В гостиной, наполненной дымом сигар, были только мы и он, – помечают братья Гонкур. – Он ходил из угла в угол по ковру, задевая головой люстру, возмущался, делился с нами, как с братьями, своими мыслями. Рассказывал нам о жизни в уединении, дикой даже в Париже, замкнутой и закрытой. Он презирал театр и не имел никакого другого развлечения, кроме воскресных ужинов у госпожи Сабатье – „Жены президента“, как называют ее в свете. Он испытывает ужас перед деревней, работает по десять часов в день, но теряет много времени, забываясь в чтении, и с готовностью отлынивает от своей книги…» Спор переходит на стиль в романе, и Флобер восклицает: «Представляете себе глупость – работать ради того, чтобы убрать ассонансы во фразе или повторы на одной странице? Ради кого?.. Кто из читателей интересуется или ценит форму?» Далее он цитирует трех авторов, которые, по его мнению, пишут лучше всех: Ла Брюйер, Монтескье и Шатобриан. «И вот, – рассказывают Гонкуры, – в крайнем напряжении, раскрасневшись, вскинув руки, как для драматического объятия, сильный, как Антей, он читает всей грудью и горлом фрагмент из „Диалога Силла и Экрата“, издавая глухой звук, похожий на рычание льва». Далее Флобер снова рассказывает о том, каких трудов стоит ему борьба за совершенство «Саламбо», вздыхает: «Знаете, к чему я стремлюсь? Я прошу честного, умного человека закрыться на четыре часа с моей книгой, я хочу опьянить его историей. Это все, чего я хочу… Кроме того, работа – это еще и лучшее средство обмануть жизнь!»