Читаем ГКЧП против Горбачева. Последний бой за СССР полностью

Невозможно обойти вниманием и тему т. н. сталинских репрессий. Они, безусловно, имели место. Другой вопрос — насколько эти репрессивные действия были обоснованными или, напротив, необоснованными? Ответить на него кратко и четко — крайне сложно, а скорее всего попросту невозможно. С одной стороны, невинно пострадавшие при «чистках» и прочих «мероприятиях», осуществлявшихся органами НКВД, несомненно, были. С другой — не вызывают сомнений и факты антиправительственных заговоров, антисоветских (в основном троцкистских) диверсий (при чем не только идеологических), тайных антисталинских интриг, в которые оказались вовлечены многие представители тогдашнего «государственно-политического класса». В стране, находившейся в условиях невиданного доселе враждебного окружения, да еще и на пороге глобального военного противостояния, все эти явления были, по большому счету, неудивительными. А может, и вполне закономерными.

Вот тут бы беспристрастным историкам и политикам и взять инициативу в свои руки, предоставив обществу полный, всесторонний, а главное убедительный анализ предвоенного периода жизни Советского государства, указав все основные детали и обстоятельства, повлиявшие на внутреннюю и внешнюю политику сталинского руководства. Но, увы, такой анализ не был востребован нашими позднесоветскими и постсоветскими «элитами». Вместо него снова, как и в случае с военными потерями, на идейно-политическую авансцену вытащили совершенно неадекватные цифры — на сей раз относящиеся к количеству репрессированных. Зачастую эти «численные показатели» можно было охарактеризовать лишь как плод больного воображения — индивидуального или коллективного.

Так советологи Р.Конквест и Т.Клифф уверяли «прогрессивную общественность», что в 30-е — 50-е годы репрессиям подверглись 40 — 60 миллионов советских людей. Но нашего «правдоруба» А.Солженицына не устроили и эти цифры. В 1976 году в интервью испанскому телевидению он утверждал, что число жертв сталинских репрессий составило 110 миллионов человек. Лаконично и емко обобщил подобные «изыскания» (попутно обратив внимание на «110 солженицынских миллионов») Д.Лысков в своей книге «Сталинские репрессии. Великая ложь XX века»:

«Демократические историки насчитали не менее 400 миллионов жертв коммунизма, исходя из данных о численности населения в 1913 г. и прогнозов его линейного роста. Лишь после того, как уже в середине XX века подобная методика «выведения русского народа» была поднята на смех в прессе («если бы каждая баба рожала каждые два года по одному ребенку...»), апологеты «демографического» подсчета потерь России ушли в тень. Демография не развивается линейно, на рождаемость оказывает влияние множество факторов, причем урбанизация, к примеру, влияет на темпы прироста населения даже сильнее, чем война».

Данные, представленные в книге М.Кодина «Поверженная держава» (почерпнутые в ЦГАОР, архивных фондах ГУЛАГа и Верховного суда СССР), свидетельствуют: «С 1921 по 1952 г. за контрреволюционные (в т. ч. воинские) преступления было осуждено 3,7 млн. человек. Число же казненных за этот период составило 799 455 человек... В 1937 г. из лагерей и колоний освобождено 32% заключенных, в 1938 — 27%». В 1939 — 1940 гг. освобождение из мест заключения, как нетрудно дога даться, продолжилось.

Лицемерно сыпля в сущности верными сентенция ми о бесценности каждой человеческой жизни, о безмерной трагичности всякой гибели, «обвинители» Сталина вот уже более полвека безответственно жонглируют многомиллионными цифрами «жертв сталинизма», в разы, а то и в десятки раз намеренно преувеличенными.

Глубокие революционные процессы, потрясшие страну до основания, братоубийственная Гражданская и мировые войны, разорявшие ее дотла, постоянные угрозы извне и другие исполненные смертельной опасности эпизоды XX столетия с жестокой регулярностью ставили перед нашим народом невиданно и неслыханно сложные альтернативы. И нет ничего удивительного в том, что не всегда нашему обществу и руководству СССР удавалось найти бескровные, безболезненные выходы из запредельно критических ситуаций. Осуществляя свой беспримерный «пионерский» проект социальных преобразований, советские люди просто не могли не совершать ошибок, чреватых человеческими и иными тяжелыми потерями. Ведь преодолевать приходилось все, в том числе собственный недостаток опыта, образования, научного и производственного, культурного и гражданского развития.

Методы и сознание периода Гражданской войны долго довлели над нашими соотечественниками, отзываясь непримиримостью в суждениях, склонностью к чрезвычайным решениям. Естественно, не были свободны от этого ни Сталин, ни другие партийные и советские деятели.

Перейти на страницу:

Все книги серии Суд истории

Иуда. Анатомия предательства Горбачева
Иуда. Анатомия предательства Горбачева

Авторы этой книги не нуждаются в особом представлении. Валентин Сергеевич Павлов, премьер-министр СССР, член ГКЧП. B.C. Павлов принимал участие в создании Пенсионного фонда, налоговой инспекции, в формировании коммерческих банков, привлечении первых инвестиций, в регулировании первых кооперативов и совместных предприятий. Борис Ильич Олейник — заместитель председателя Палаты Национальностей Верховного Совета СССР, лауреат Государственной премии СССР, действительный член Национальной академии наук Украины, председатель Украинского фонда культуры. Николай Иванович Рыжков — еще один премьер советского правительства.В книге, представленной вашему вниманию, Борис Олейник показывает весь путь предательства Михаилом Горбачевым — «Иудой меченым», как его называли в народе, — Советского Союза: от одной горбачевской «кампании» до другой, от съезда к съезду, от первых указов Горбачева до последних. Показания Б. Олейника дополняет Валентин Павлов: он рассказывает о том, как на самом деле развивались события в августе 1991 года. Свидетельства советского премьер-министра не оставляют сомнений в том, что это был тщательно спланированный путч именно Михаила Горбачева, а члены ГКЧП оказались жертвами этого опытного политического интригана, предавшего СССР за «тридцать сребреников».

Борис Ильич Олейник , Борис Олейник , Валентин Павлов , Валентин Сергеевич Павлов , Николай Иванович Рыжков , Николай Рыжков

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Август 91-го. Был ли заговор?
Август 91-го. Был ли заговор?

Анатолий Иванович Лукьянове 1990–1991 гг. был председателем Верховного Совета СССР. Привлекался к уголовной ответственности по делу «Об августовском путче 1991 года». В состав ГКЧП Лукьянов не входил, однако, по мнению многих, был одним из инициаторов событий августа 1991 года.С 29 августа 1991 г. по декабрь 1992 г. находился в следственном изоляторе «Матросская тишина», после чего он был освобожден под подписку о невыезде. 23 февраля 1994 г. постановлением Государственной Думы была объявлена амнистия для всех участников путча, и уголовное дело было закрыто.В своей книге А. И. Лукьянов решил рассказать обо всех обстоятельствах так называемого заговора ГКЧП. Как показывает А. Лукьянов, никакого заговора в действительности не было или, вернее, был другой заговор — тех, кто желал разрушения СССР и ликвидации советского строя в нашей стране.

Анатолий Иванович Лукьянов

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары