Старый железнодорожный контейнер. Он стоял рядом с платформой, подогнанный так, чтобы полом быть чуть выше нее. И стоял контейнер не на бетонных или железных сваях, а на толстенных вроде как дубовых чурбанах. С двух сторон контейнер окружал крытый железом солидный навес, под которым даже сейчас днем горело с несколько десятков разноцветных лампочек. Вырезанные из чурбанов и пней деревянные филины, зайцы, волки и даже медведь стояли у столбов навеса, повернутые головами к перрону. Кое-где проходы между столбами навеса перекрывали резные невысокие перильца с широкими досками поверху, уставленными множеством мелких фигурок, чьи группки разделялись чуток чужеродными, но все же вписывающимися предметами вроде старинных керосиновых ламп, масляных фонарей, какого-то ручного инструмента и… жутковатыми композициями из сосваренных вместе железнодорожных костылей…
— Обалдеть — произнес вдруг остановившийся друг — Ты тоже видишь это все? Мне не чудится?
— Если ты про филинов, лис, зайцев и новогодние гирлянды под навесом в глубине тайги — то нет, не чудится — со смешком ответил я, широко разводя руками — Елки-палки… где мы вообще?
Сделав шаг в сторону, я заглянул за контейнер и обнаружил там еще один небольшой и явно служебный скучноватый навесик, под которым на штабеле древних деревянных потемнелых шпал похрюкивал небольшой бензиновый генератор, испуская в воздух сладковатый дымок.
— Обалдеть — повторил я, отгоняя от лица комаров и возвращаюсь к по-прежнему остолбенелому Бому — А тут что?
— Да заходите уже! — негодования в голосе Киры прибавилось.
Подтолкнутый ее справедливым недовольством, я в свою очередь пихнул Бома, и мы вместе ввалились под навес, едва не снеся стоящий у самого края высокий и очень, вот прямо очень основательный, если не сказать мощный стол. Широкая столешница покрыта старой потрескавшейся клеенкой с почти стертыми розами, в ряд выстроились закрытые крышками хрустальные посудины, содержащие в себе сахар, разные конфеты, вроде бы еще мед светлый и темный. Чуть в стороне стояла открытая банка почти черного вишневого варенья, рядом приткнулось две тарелки с блинами и булками, а возглавлял этот вкусный строй начищенный до блеска самовар с трубой, откуда неспешно вытекал жидкий пахучий дымок. Рядом с ножками самовара лежала горка старых еловых шишек. А ножки самовара… их было восемь, и они очень сильно походили на вцепившиеся в клеенку когтистые паучьи лапы. Да и вряд ли самовару требовались поблескивающие злые рубиновые глазки, что тянулись по его блестящим бокам. И сомневаюсь, что самоварный краник должен находиться между полусомкнутыми жвалами какого-то огромного насекомого.
Ну что, гостюшка? Нацеди чайку… если тебе не слабо…
— Да-а-а… — изрек стоящий за мной Бом, разглядывая стол через мое плечо — Вот оно русское гостеприимство… можно мне блин с вареньем? Люди! Накормите иноземца!
Звонко и весело рассмеялась Кира, сидящая за столом, что стоял вплотную к частично обшитой строганными досками стене контейнера. Она была укутана в старый клетчатый плед, пальцы баюкали пузатую белую чашку в крупный синий горошек. И она не обращала внимания на торчащие из стены многочисленные рога, с которых свисала всевозможная всячина — цепочки, бусины, гирлянды мелких шишек и пузырьки с… крупной рыбьей чешуей?
Поморгав, я опустил взгляд и перевел его на другую сторону стола. Там, на высоком деревянном табурете с почему-то приделанной к нему чуть изогнутой спинкой, сидела старушка в зеленом дождевике и белом платочке, что обрамлял ее улыбчивое морщинистое лицо. Поставив пустую чашку на стол, старушка улыбнулась нам, сверкнув на миг белоснежными зубами и кивнула:
— Добро пожаловать, гости дорогие. Наливайте себе чайку крепкого да душистого, с травками особыми заваренными. Накладывайте блинов, да пощедрее заливайте их вареньицем вишневым — косточек там нет. Зато есть медок сладчайший. А как чая изопьете, то поведу вас в дом — он тут рядышком.
— Так… — медленно произнес я, после чего поднял руку и с силой ущипнул себя за щеку — Ой!
— Ой! — почти синхронно повторил за мной Бом, разжимая пальцы и выпуская из хватки кончик носа — Больно… А раз больно, то значит… или не значит?
Переглянувшись, я посмотрел на заходящуюся беззвучным смехом Киру и тихонько спросил:
— Мы точно вышли из Вальдиры, Кир? А?
— Надеюсь, что да — шепотом ответила она — Я пока сама не уверена… Но если и вышли, то попали прямиком в нее — древнюю русскую сказку. С туманными старушками, дождливыми лесами и темными чудищами, что с хрустом и треском бродят по узким тропкам, обрывая мокрые паучьи тенета…
— Складно то как говоришь — одобрительно улыбнулась старушка — Ой складно. Умничка какая… никак начитанная?
— О да… еще как начитанная — вздохнула Кира — Меня силой начитывали… а потом сама взахлеб начала книжки глотать.
— Мама? Папа? Они любовь к книгам привили?
— Не… Мама Лена постаралась! — широко улыбнулась Кира, и я почувствовал, как по спине пробежал волна озноба — будто острым когтем по хребту провели.
Надо бы чайку горячего…