Читаем Гладиатор полностью

— Это бесценные ткани, окрашенные редчайшими сортами пурпура, — ответил его дядя. — Одежды из такой ткани носят только император и правители разных стран.

Солдаты следующих рядов несли драгоценную посуду и украшения из усыпанной самоцветами слоновой кости. На носилках покачивались большие, выше человеческого роста, статуи чужеземных богов. С восторгом и изумлением разглядывали зрители установленные на платформах гигантские стеллы, на которых яркими красками изображены были сцены войны. Пронзаемые копьями враги. Сдающиеся в плен иудейские воины. Городские стены, рушащиеся под ударами римских таранов. Римляне, которые, взяв город штурмом, устраивают врагу кровавую баню. Подожженный факелами чужестранный храм. И за каждым таким изображением следовал либо отряд победителей-римлян, либо толпа пленников.

— Погляди, — продолжал восторгаться Плиний, — это трофеи, захваченные Титом в Иерусалиме, в разрушенном им храме. Этот стол из чистого золота весит много талантов*. Или взгляни на подсвечник, похожий на колонну с выступающими, подобно остриям трезубца, тонкими ветвями. На ветвях размещается семь светильников. Число семь считается у иудеев священным.

Семьсот пленников, отобранных, судя по всему, за силу или красоту, шли перед триумфаторами. Пестрые одежды скрывали кровоподтеки и раны на их телах.

— Хитер Веспасиан, — заметил Плиний. — Он вывел сюда только самых крепких мужчин и самых красивых женщин. Римляне должны поверить, что лучших рабов не найдется во всей империи. Это, естественно, поднимет их цену, и денежки за проданных рабов потекут в императорскую казну.

— Какие чудесные темные волосы у этих рабынь, — восхищенно проговорила Плиния, — а какая гордая походка! Я думаю, продать их Веспасиану не составит труда.

— Конечно, — ответил ее брат. — А ты что на это скажешь, Вителлий?

Вителлий пристально смотрел на шедших навстречу туманному будущему рабов. Мысли его вернулись на двадцать лет назад, в прошлое, когда он любил еврейскую девушку, такую же как те, что сейчас проходили перед ним. Многое изменилось с тех пор. Жалкий лудильщик превратился в одного из самых видных граждан Рима, робкий юноша — в самоуверенного мужчину, бедняк стал крезом. Деньги, которых тогда ему хватило бы на целый год, он тратил сегодня за один день. Tempora mutantur… Времена меняются!

Как выглядела бы сегодня Ребекка? Как та малышка с темными глазами и грациозной походкой? Чепуха, она ведь тоже стала на двадцать лет старше. Возможно, сейчас она вовсе бы ему не понравилась. Быть может, изменилась не только ее внешность, но и характер. Или, может, эта очаровательная девушка стала в конце концов шлюхой, за деньги обслуживающей всякий похотливый сброд. Да и жива ли она вообще? Ей пришлось строить новую жизнь одной, без всякой поддержки, в чужой стране. Наверное, ей пришлось выйти замуж за первого попавшегося мужчину — что же ей еще оставалось делать? Может быть, у нее уже куча ребятишек с такими же глазами и волосами. О Ребекка…

— Гляди, Вителлий! — схватил соседа за рукав Плиний. — Вот они, наши герои.

Триумфаторы ехали на одноосной колеснице, в которую была впряжена четверка белых лошадей. Император Веспасиан стоял посередине, сильной рукой управляя напуганными криками зрителей животными. По его правую сторону Тит, покоритель Иерусалима, благосклонно приветствовал толпу. Домициан, которому едва исполнилось двадцать лет и который был на двенадцать лет моложе брата, посылал зрителям воздушные поцелуи, на которые толпа отвечала истерическими воплями.

— Слава тебе, Веспасиан! Слава тебе, Тит! Слава тебе, Домициан! — встречал их тысячеголосый хор.

Позади каждого из триумфаторов стоял раб, державший лавровый венец над головой своего господина. Время от времени эти рабы произносили, склонившись к ушам полководцев, слова, которые, согласно древнему обычаю, должны звучать в момент величайшего триумфа. Memento mori!.. Помни о смерти!

Как же долго пришлось дожидаться римлянам такого триумфа! Сейчас каждый из них чувствовал себя победителем, завоевателем, господином всего мира. Забыта была борьба между жалкими претендентами на императорский трон — угрюмым Гальбой, скрягой Оттоном и обжорой Вителлием, забыты чистки, которые каждый из них проводил, уничтожая сторонников своего предшественника. Рим устремлялся, казалось, навстречу новому, лучшему будущему.

Триумфальное шествие завершилось веселым народным праздником. Люди танцевали на улицах. Бесплатно наливалось вино, раздавались хлебцы, жарились на вертелах цельные бычки — каждый мог есть и пить вдоволь. Плиний и Вителлий не в состоянии были выбраться из окружавшей их толпы празднующих римлян. Их самих охватило чувство радости, с которым люди отмечали торжественное событие. Они тоже танцевали и пели до тех пор, пока на город не опустились вечерние сумерки.

— Слава императору! Слава Титу!

Для Плиния это было одновременно и прощание с Римом — ему предстояло занять должность прокуратора в Южной Галлии.

— Когда ты отправляешься? — спросил, прощаясь, Вителлий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза