Ее английский и в самом деле казался безупречным. Он был, пожалуй, немного формален и слишком точен для носителя языка, слишком правилен и, может быть, местами загружен определенными странностями выражений и конструкций, которые удивляли. Но я тогда не придал этому большого значения, отнеся на счет последствий влияния горианского языка и отсутствия разговорной практики в течение ряда лет.
— Почему же тогда ты боялась, что не сможешь обмануть меня? — спросил я.
— Разве это не очевидно? — ответила она вопросом на вопрос.
— Нет, — признался я.
— Ты думаешь, настоящая рабыня посмела бы вести себя так, как я?
Я ничего не сказал.
— Ты знаешь, каково наказание за подобное поведение? Маленьким сучкам хорошо известно, что означает их ошейник.
— Я понимаю, — содрогнувшись, ответил я.
Из ее нескольких простых слов я действительно понял гораздо больше о глубинах горианского рабства.
Она зашла мне за спину и сняла мою рубашку, которую тут же бросила в огонь. Затем приблизилась к краю сцены.
— У нас есть заявка на этого раба в один серебряный тарск, — провозгласила она. — Будет ли более высокая цена?
Толпа молчала.
— Ну же, дамы, — подбодрила женщин леди Тендрайт. — Это великолепный шелковый раб. Правда, он не слишком тренирован, но кто из вас не смог бы выучить его как следует? Он с планеты Земля и притом — полностью ручной.
Но из толпы не последовало никаких предложений. Леди Тендрайт повернулась ко мне.
— Сними верхнюю часть белья, ту, что закрывает грудь, — приказала она.
Я взглянул на нее.
— Быстро!
Сняв белую хлопчатобумажную футболку через голову, я зажал ее в руке. В горианском языке нет слова, чтобы обозначить такую одежду. Английское название, очевидно, было незнакомо леди Тендрайт.
Некоторые женщины в амфитеатре засмеялись, увидев, как быстро я повиновался леди Тендрайт. Теперь они рассматривали меня с проснувшимся интересом, хотя и с опаской.
Я стоял очень прямо. Мне был приятен их интерес. Также было очень приятно чувствовать, что часть женщин рассматривают меня со значительной настороженностью. Я — высокий и сильный. Они не уверены, что я был полностью приручен.
Чувства женщины по отношению к мужчине, который еще не вполне ручной, противоречивы. Она боится его и в то же время находит интригующим. Она воображает, каково бы было оказаться в его власти, в его руках. Что, если он на самом деле окажется не ручным? Как тогда он станет с ней обходиться? Что с ней произойдет? Не станет ли она в этом случае его рабыней по закону природы?
Но также я испытывал и тревогу, потому что, глядя на ярусы, понимал: одна из этих женщин может купить меня и тогда я вынужден буду подчиняться и принадлежать ей полностью. Она сможет делать со мной, что пожелает.
Меня разглядывали с откровенностью, нескрываемым любопытством и чувственными размышлениями, которых я никогда бы не мог ожидать от женщин Земли. Изучали откровенно, как сексуальный объект, возможное средство удовлетворения их побуждений и нужд. Горианские женщины, не приученные стыдиться своих инстинктов, не воспитанные в предательском подавлении своей природы, имеют обыкновение разглядывать мужчин, которых они находят привлекательными, внимательно и с удовольствием. Утаивание своих чувств, особенно в отношении рабов-мужчин, является хитростью, нечасто применяемой горианскими женщинами. Такая хитрость кажется им не только недостойной, но и почти бессмысленной. Мужчина-раб, видите ли, почти животное. Соответственно, и оценивать его следует как таковое.
Леди Тендрайт приблизилась ко мне и протянула руку. Я отдал ей снятую футболку, она пошла к плошке с огнем и бросила ее туда. Я увидел, как загорелась ткань. Леди Тендрайт обратилась к толпе:
— Заметьте ширину его грудной клетки и ширину плеч, узость талии, плоскость живота!
— Один и пять! — крикнула какая-то женщина. — Я смогу использовать его в схватках на конюшнях.
Я не знал, о чем она говорит. Но цену, однако, понял: один серебряный тарск и пять медных.
— Схватки на конюшнях? — рассмеялась леди Тендрайт. — Конечно, вы шутите?
— Вы уверены, что он приручен? — задала вопрос одна из женщин.
— Вы заметили, с какой послушностью он снял одежду но моей команде, — ответила леди Тендрайт. — Теперь вы видите, что он стоит на сцене без стражников.
— Опусти голову, — прошептала мне леди Тайма.
Я выполнил приказ.
— Смотрите на него, — продолжала леди Тендрайт. — Боязливый раб, готовый выполнять ваши команды.
— Один и шесть, — крикнула другая женщина.
Леди Тендрайт злобно обернулась ко мне.
— Сними ботинки и носки, оставь их на сцене и встань на колени.
— Да, госпожа, — ответил я и опустился на одно колено, чтобы развязать шнурок на правом ботинке.
Леди Тайма с плетью возвышалась надо мной.