— И спать я буду в этой штуке?
— Это не штука, а гамак. Я соорудил его для крепкого ночного сна.
— Вообще-то люди строят дома как раз для того, чтобы не спать на улице.
— В моем случае мера была вынужденной, язва. Паштет в щенячестве отказывался спать дома и вообще заходить туда.
— Почему?
Словно откликнувшись на звук своего имени, через узкий зазор в зарослях протиснулась сначала мохнатая черная морда, затем огромное собачье тело. Пес осмотрел своего хозяина и его гостью, после чего вальяжно растянулся на земле.
— Потому что родился и несколько месяцев жил на улице, — продолжил Берт, не сводя глаз со своего питомца. — Ему и так было непросто, так что я не стал усложнять псине жизнь. Он принимал только меня, прочих людей боялся. Один на улице выл, мешая всей округе. Я уже начал опасаться, что к моей двери стекутся соседи с факелами и вилами.
— А почему он боялся людей? — заинтересовалась Корделия, все-таки сев в гамак. Он качнулся под ней, и она испуганно округлила глаза. Справившись с неловкостью, Корделия под испытующим взглядом Берта поерзала, устраиваясь удобнее.
— Долгая история, — сам он опустился на колченогий табурет.
— Мы никуда не спешим.
— Мать Паштета сбежала от хозяина. Подозреваю, из-за жестокого обращения. Но далеко не ушла. Осталась у города. Она перестала доверять людям, более того, начала нападать на них. Кончилось это плохо, конечно. Игнат, столкнувшись с ней однажды, таки пристрелил ее. Тогда же он выяснил, что у этой суки родилось два щенка. Уж не знаю, с кем там она спаривалась, но в итоге… — он покосился на Паштета, — родила вот эту… помесь собаки с медведем, — махнул Берт в направлении пса.
Корделия, кажется, не расслышала последнего замечания. Она в ужасе смотрела на пса.
— Игнат… ее…?
— Иногда он слишком буквально воспринимает фразу «устранить угрозу». Один щенок сбежал, второго Игнат отловил. Думаю, он хотел отдать его на подпольные собачьи бои. У нас такое не поощряют, но свинья везде грязь найдет, да? Это я про своего братца, если что… Благо в тот раз Дог встал на мою сторону, иначе мы с Игнатом точно передрались бы. В итоге я забрал щенка на перевоспитание.
— И перевоспитал же, — подняв взгляд, она посмотрела на Берта.
— Как же Игнат тогда разозлился — любо-дорого! Не нравится ему, когда что-то идет не по его. Мне-то наплевать на его странности. Но нам нельзя было сплоховать, — он снова посмотрел на собаку. — Игнат тогда сказал: если щенок не будет ходить по струнке, размажет его по стене, и получится собачий паштет.
— Так вот откуда имя? Я думала, это шутка такая.
— Шутка и есть, — Берт передернул плечами. — Если честно, поначалу мне слабо верилось, что дикий рычащий комок шерсти вообще когда-нибудь станет домашним, ну а кличка… вроде как напоминала о том, что его ждет за плохое поведение.
— Но ты только взгляни на него сейчас. Он ведь большой добряк, правда? — засюсюкала она, и Паштет пару раз лениво стукнул хвостом по земле.
— Неправда, — Берт косо глянул на нее. — Он подозрительный. Понятия не имею, почему он принял тебя. Видимо, ему просто нравятся маленькие женщины.
— И много маленьких женщин ему уже… понравилось? — Корделия не знала, какого черта задала этот дурацкий вопрос. Почему-то ей было неприятно представлять, сколько женщин побывало здесь до нее. Сколькие готовили на кухне завтрак после бурной ночи. Сколькие вот так же сидели в гамаке. И не только сидели…
Берт ухмыльнулся, словно разгадав направление ее мыслей.
— Нет, куколка, не много. Ты и моя сестра.
— У тебя еще и сестра есть? — и почему ей никогда не приходило в голову, что в правящей династии есть не только наследники, но и наследницы?
— Да. Вредная мелочь, — нежно улыбнулся он. — Пожалуй, из всей семьи она мне ближе всех.
— Как ее зовут?
— Виола. Маленькая, вздорная. Избалованная. Мы с ней чем-то похожи и всегда поддерживаем друг друга. От нас обоих родители чего-то ждут. Игнат нас обоих пытается строить.
— Значит, с братом ты, наоборот, не особо ладишь?
— С братьями. У меня их аж два. С Виктором мы уважаем друг друга на расстоянии. Он отличный парень, просто мы разные. Игнат… высокомерный садист с маниакальной любовью к правилам.
— Виктор старше тебя? — в том, что Игнат старше Берта, Корделия даже не сомневалась. Разница между ними была очевидна.
— Ага, — кивнул Берт. — Игнат первый, Виктор второй, я третий и затем Виола. У всех нас разница в шесть лет.
— Прям у всех? — изумилась Корделия.
— Видимо, раз в шесть лет родители понимали, что очередной отпрыск растет не таким безупречным, как им бы хотелось, и пробовали снова. Что я могу сказать? — криво ухмыльнулся он. — Постоянство — признак мастерства. С завидной регулярностью предки снова и снова выпускали бракованный продукт. Ну и первый блин, как водится, комом. С нашим старшеньким они уж совсем промахнулись. Но что мы все обо мне. У тебя-то есть братья или сестры?