Гладиатор умирает только один раз. (Сборник рассказов) (ЛП)

– Что ж, Гордиан, подумай: всего десять лет назад, скажем, во время консульства моего хорошего друга Лукулла, кто мог с уверенностью предвидеть будущее Римской республики? На западе мятежный легат Серторий заманивал недовольных в сенате в Испанию, с целью создания противоборствовавшей республики; Серторий и его последователи заявили, что они представляют истинный Рим, и высказали намерения когда-нибудь вернуться, чтобы объявить город своим. Между тем, на востоке, война против царя Митридата приняла худший оборот; это начинало выглядеть так, как будто Рим откусил больше, чем он мог прожевать, когда вторгся во владения Митридата в Малой Азии, и мы, вероятно, до сих пор задыхаемся от своей ошибки.

– А затем, чтобы усугубить ситуацию, наши враги решили объединить свли силы против нас! Серторий послал свою правую руку, Марка Вария, чтобы тот возглавил армию Митридата, и таким образом Рим оказался зажат между двумя римскими же полководцами с двух сторон. Тревоги добавляло и то, что у Сертория был только один глаз – как и у Вария! Один потерял правый глаз в битве, другой – левый; я никак не могу вспомнить, кто потерял какой. Несмотря на Аристотеля и его презрение к совпадениям, любой историк скажет тебе, что Фортуна любит странную синхронизацию и любопытные параллели – и какой любопытный поворот событий был бы, если бы Рим был побежден двумя своими собственными генералами, парочкой полководцев, у которых на двоих была только одна пара глаз. Должен признаться, Гордиан, страшно нервничая и пребывая в тревоге, я уже представлял, что Серторий и Митридат вместе восторжествуют и разделят мир между собой. История тогда пошла бы иным путем, и сегодня Рим был бы совершенно другим.

– Но этого не случилось, - сказал я.

– Серторий с его стремлением доминировать во всем, наконец-то, стал настолько невыносимым для своих последователей, что они его убили. Одноглазый приспешник Сертория – Варий, в конце концов, оказался не таким способным полководцем; в морском сражении у острова Лемнос Лукулл взял его в плен и уничтожил его армию. Митридат был побежден на всех фронтах и лишен своих самых ценных территорий, которые теперь платят дань Риму. Что сделано, то сделано, и, кажется, такой результат всегда был неизбежен. Триумф Рима был гарантирован с самого начала по милости богов, и иначе и быть не могло.

– Значит, ты веришь в судьбу?

– Рим верит в свою судьбу, Гордиан, ибо на каждом этапе истории его судьба это подтверждала.

– Возможно, - с сомнением сказал я. В характере моей работы было тыкать, подталкивать и заглядывать под поверхность вещей, так сказать, переворачивать коврики и исследовать занесенный под них мусор; и, судя по моему опыту, ни один человек (и, в более широком смысле, ни один народ) не обладал таким понятием, как определенная судьба. Каждый человек и народ шли по жизни урывками, часто отклоняясь в неверном направлении, а затем возвращаясь назад, обычно совершая множество катастрофических ошибок и отчаянно пытаясь скрыть их, прежде чем перейти к следующей ошибке. Если боги и принимали какое-либо участие в этом процессе, то обычно для своего развлечения за счет несчастных смертных, а не для того, чтобы осветить дорогу к заранее определенному пути величия. Только историки и политики, с острым корыстным интересом и неопределенными взглядами на историю, могли смотреть на ход событий и видеть в них божественный замысел.

Если Цицерон придерживался другой точки зрения, я не удивлялся. В тот момент он стремительно и уверенно приближался к апогею своей политической карьеры. Его работа в качестве адвоката в судах завоевала ему дружбу самых влиятельных семей Рима. Его продвижение по карьерной лестнице было отмечено успешной избирательной кампанией. В грядущей гонке на выборах консула он считался явным фаворитом. Когда я впервые встретил его много лет назад, он был молод, неопытен и гораздо более циничен в отношении мировых обычаев; с тех пор успех приручил его и дал ему розовый, самодовольный ореол тех, кто начинает думать, что их успех неизбежен, наряду с успехом города и империи, которым они служили.

– И все же, - заметил я, - если бы все пошло по-другому, Серторий мог бы стать правителем Запада со столицей в Испании, а Митридат все еще оставался бы бесспорным царем Востока, тогда Рим уменьшился бы в размерах до простой заводи, из-за которой эти двое стали бы ссориться.

Цицерон вздрогнул при этой мысли.

– Хорошо, что Серторий был убит, а Митридат не нанес поражение Лукуллу.

Я откашлялся. Одно дело Цицерону заниматься философскими рассуждениями о судьбе, но совсем другое – противоречить фактам недавней истории.

– Я считаю, что Помпею удалось окончательно положить конец войне с Митридатом, раз и навсегда.