Гладиаторы

— Вот люди, — сказал он, указывая на недовольных и возвышая голос до последней степени, — вот люди, которые лучше бы сделали, если бы увеличили ряды врага, чем рядом с Иудой остались на укреплениях стены Агриппы. Возможно, что они храбры в битве, но их буйная и беспорядочная отвага опаснее для их друзей, чем для врагов. Сам начальник их, хотя и смелый и опытный воин, не может заставить молчать этих мятежников, даже в священном присутствии совета. Их крайности ложатся на него бременем, и достойный полководец-патриот становится козлом отпущения нескольких разбойников, которых невозможно удержать от преступлений. Иоанн Гишала! Сегодня мы обменялись рукопожатием дружбы. Мы — друзья, больше того, теперь мы сделались братьями по оружию. Я, как брат, прошу тебя распустить этих грабителей, этих наемных головорезов, которых наши враги клеймят прозвищем сикариев, и объединиться с твоим народом и домом твоего отца!

Иоанн бросил гневный взгляд на соперника и своих сторонников. Эти последние, нахмурив брови, смотрели на оратора и, казалось, были очень недовольны тем, что их вождь выслушивал без возражений подобное предложение. Стоявшие сзади вынули сабли и подняли их над головами колыхавшейся толпы. На минуту в его голове мелькнула мысль, что сил, находящихся в его распоряжении, было бы достаточно для того, чтобы умертвить всех сторонников враждебной стороны, сенат и всех прочих, но в то же время его быстрый и опытный взгляд заметил, что сообщники Элеазара потихоньку приблизились к своему вождю с самоуверенностью, необычной в невооруженных людях, и в стройном порядке, говорившем о предварительной подготовке. К тому же они обменялись какими-то знаками с толпой, и двор быстро наполнился дожидавшимися вне его людьми.

Он решил некоторое время притворяться и обратился к сенату с гораздо большей почтительностью, чем прежде.

— Взываю к старцам Иудиным, — сказал он, в то же время жестом подавляя возмущение среди своих сторонников. — Я подчиняюсь решению национального совета. Время ли теперь сокращать число наших войск? Неужели нужно избрать настоящий случай, чтобы распустить корпус дисциплинированных солдат и переполнить город массой людей, с саблей в руке, оскорбленных и дышащих мщением? Неужели у нас мало бесполезных ртов, которые нужно кормить, и можем ли мы пренебречь хоть одним дротиком для защиты стен? Мой брат, — он с горечью сделал ударение на этом слове и, произнося его, схватил под плащом рукоять своей сабли, — мой брат дает странные советы, но я хочу верить в их искренность. Ведь и я, хотя и не так складно говорю, как он, имею право на то, чтобы меня выслушали. Разве я не оставил в руках врагов родную Гишалу и виноградник отца моего? Разве я не насмеялся над всей римской армией и не одурачил Тита, лишь бы иметь возможность прийти на защиту Иерусалима? Следует ли за это упрекать меня сегодня, как ребенка, или обвинять в измене? Судите меня по моим делам. Я еще сегодня утром был на городских стенах и не видел там моего брата. Враги приготовились к приступу. Снаряд, который они называют «победой», подвинулся еще на сто локтей. В то время как мы здесь разглагольствуем, орлы приближаются… Идем, идем к укреплениям, говорю я вам. Пусть всякий считающий себя иудеем идет туда, будь он священник или левит, фарисей или саддукей, зилот или ессей. И вы увидите, так же ли отважно врежется Иоанн со своими сикариями в ряды врага, как мой брат Элеазар со своими храбрыми солдатами?

С этими словами, не обращая внимания на тех, в присутствии кого он стоял, Иоанн вытащил саблю и стал во главе своих сторонников, тотчас же потребовавших громкими криками, чтобы он вел их на укрепления. С быстротой пожара энтузиазм сообщился и самому совету. Воодушевление не миновало и друзей Элеазара, и вся масса вышла из храма, выстроилась на улицах и шумно потекла к стенам.

Все, что Иоанн говорил совету, было вполне справедливо. Римляне, уже разрушившие наружную стену и значительную часть пригородов, теперь вторично завладели второй стеной и высокой, стоявшей сбоку башней Антонии, которую Иоанн, говоря по справедливости, храбро защищал, отбив ее у осаждающих. С этого-то выгодного пункта и велась теперь отборной римской армией атака, имевшая целью разрушить последние опоры города и окончательно взять его. Когда Элеазар и его соперник приблизились со своими соединенными войсками, они принесли полезное подкрепление защитникам, сильно стесненным врагом, несмотря на упорное сопротивление.