В тот момент, когда раб удалялся, Плацид снова смерил его тем презрительным взглядом, который отмечает всех привыкших судить о людях, как о животных. У Плацида была та особенность, что на всех встречающихся ему людей он смотрел, как на орудия, которыми ему, может быть, придется воспользоваться в неопределенном будущем. Если случайно он встречал въедающуюся храбрость в солдате, особенную дальновидность в отпущеннике или даже выходящую из ряда красоту в женщине, он думал про себя, что если теперь ему и не приходится воспользоваться этими качествами, то позднее может представиться случай обратить их в свою пользу. С такой целью он отмечал их в уме и был уверен в их полезности. В настоящем случае он немного удивился тому, как это до сих пор ему еще не пришлось заметить гигантского роста раба во время своих посещений Лициния, благодаря расположению которого бретонец был освобожден от всякой унизительной службы, а, следовательно, и от непосредственного соприкосновения с его гостями. Во всяком случае, он твердо решил не терять из виду человека, так прекрасно устроенного природой для того, чтобы выдвинуться вперед в гимназии или амфитеатре. И в его душе возникло чувство жестокого удовлетворения при мысли, что, быть может, ему придется увидеть этого человека, обладающего таким крепким телосложением, в судорогах смертного боя или в конвульсиях мучительной агонии.
Помимо всего, в душе этого надменного патриция, так небрежно опершегося на подушки своей повозки, несмотря на все преимущества, какие дает положение, слава, богатство и влиятельность, шевелилась зависть к этому рабу, — зависть к его благородной скромности, физической красоте и мужественной, независимой осанке.
— Если бы, Автомедон, он до тебя дотронулся, — сказал господин, не в силах отказаться от удовольствия подразнить рассерженного юношу, державшего вожжи, — если бы он только прикоснулся к тебе пальцем, так ты не пикнул бы ни слова и я освободился бы от самого неугомонного и бесполезного из моих слуг. Ну, смотри хорошенько за этой лошадью или ты не видишь, что она запуталась в вожжах? Держи, говорю тебе, и вези меня на форум![6]
Когда он, развалившись на своих подушках, быстро исчез из виду, Миррина снова показалась под портиком. Казалось, вовсе не видя удаляющейся повозки, она мечтательно осмотрелась кругом, затем кивнула головой, вошла в дом и, хотя по ее лицу скользнула улыбка, однако из уст ее вылетел какой-то звук, похожий на вздох.
Глава IV
АФРОДИТА
Маленький негр, безобразнейший представитель своей расы, и, без сомнения, именно поэтому очень дорого стоивший, в утомлении стоял то на одном, то на другом колене в принужденной позе, показывавшей, насколько неприятна и скучна была ему его роль и как томительно казалось ему находиться в собственных покоях Валерии. Для ребенка его лет — а он выглядел именно самым нежным ребенком — не было неприличным быть посвященным в тайны женского туалета, а между тем выполняемая им обязанность являлась самым необходимым элементом всего дела. С искусством и стойкостью, удивительными для его лет, хотя и гримасничая, он поддерживал огромное зеркало, в котором его госпожа могла полностью созерцать все свои ослепительные прелести. Зеркало было сделано из широкой серебряной доски, отполированной до блеска и ясной, как кристалл, и окружено овальной золотой рамкой, с дорогой чеканкой, фантастическими рисунками и инкрустациями из изумрудов и других драгоценных камней. Ни одного пятнышка не видно было на его сверкающей поверхности. Специально приставленная служанка предохраняла зеркало от малейшего дуновения, которое могло бы затемнить его блеск и помрачить величественный образ того, кто сидел в настоящую минуту перед ним и выносил от рук служанок приятные пытки искусного туалета.
В зеркале отражалась высокая женщина, в расцвете своей красоты, каждое движение и каждый жест которой выдавал сильную натуру, имеющую отличное здоровье. Белая и полная шея придавала грацию и достоинство ее осанке; в широкой груди и, пожалуй, чересчур развитых плечах сказывалось больше величия Юноны, чем легкой грации Гебы. Вполне развившаяся и оформившаяся талия говорила об ее совершенной зрелости, а округлые и полные члены и удивительно красивые руки и ноги сделали бы честь Диане, до такой степени совершенна была их грация. Свежему цвету лица, сладострастной позе и томности всей ее фигуры могла бы позавидовать даже богиня, которая в золотые летние ночи, стоя на вершине горы, сторожит Эндимиона и проливает на своего спящего любимца потоки света и любви.