Гладиаторы

Валерий Руф казался трезвее обыкновенного, наверное, потому, что удовлетворение сжигавшей его жажды мести сулило ему большее наслаждение, нежели опьянение. Когда он, вместе с другими гостями, направился к выходу (из триклиния сенатор собирался сразу же пройти в канцелярию Каллиста), к нему подошел Сарт.

— Каллист, мой господин, приказал мне проводить уважаемого сенатора в его кабинет, — сказал египтянин, склонившись.

Как и следовало ожидать, Валерий Руф принял Сарта за одного из служек всесильного фаворита. Он кивнул и, ничего не сказав, пошел вслед за египтянином.

Сарт молча повел сенатора по многочисленным коридорам и переходам дворца. Кое-где встречающиеся преторианцы провожали их равнодушным взглядом — все они знали египтянина, который часто водил то одного, то другого любопытного римлянина посмотреть императорский зверинец (разумеется, с ведома Калигулы или Каллиста).

Валерий Руф долго не появлялся во дворце, да и раньше был знаком только с его триклиниями да парадными залами, поэтому он быстро запутался в палатинском лабиринте. В одном из коридоров, по которому они шли, Сарт резко обернулся и сказал:

— Каллист велел тебе ожидать его здесь.

Не дожидаясь расспросов сенатора, египтянин сразу же вышел, прикрыв за собой дверь, через которую они только что вошли.

Валерий Руф остался один. Оглядевшись, он понял, что место, в котором он оказался и которое он сначала принял за очередной коридор, на самом деле было небольшой комнаткой. В эту комнатку вела только одна дверь, через которую они вошли и которую, выходя, так заботливо прикрыл его провожатый. Тусклый свет зарождающегося утра проникал в нее через маленькое оконце, расположенное высоко от пола; оконце выходило в какой-то маленький дворик. Стены комнаты были расписаны сценами с изображением охоты, а пол был, похоже, деревянный, а не мраморный, как во всем дворце.

Валерий Руф нагнулся, чтобы получше рассмотреть довольно широкую щель между досками пола, показавшуюся ему чем-то странной. Вдруг пол заскользил у него под ногами, и грозный сенатор полетел куда-то вниз.

Не успев как следует крикнуть, Валерий Руф приземлился на ворох соломы, устилавшей подземелье, в которое он попал. В тот же момент створки пола, служившего, оказывается, и потолком, беззвучно сомкнулись.

Сенатор оказался в темном помещении, не имевшем окон; лишь небольшой его участок освещался слабо горевшим факелом, прикрепленным к стене. В одну из стен, похоже, была вделана дверь, и Валерий Руф направился туда.

Сенатора остановило громкое рычание. Оглянувшись, Валерий Руф увидел громадного льва. Он закричал, и в этом крике было так же мало человеческого, как и в рыке зверя. Вся его жизнь пронеслась перед ним. Чувствовал ли он раскаяние за те преступления, которые совершил?.. Нет, только сожаление, что ему больше никогда не придется наслаждаться своим богатством и страхом своих врагов, да злобу на самого себя — ведь он так глупо попался!..

А через мгновение все его существо захлестнула волна страха, и больше не было места ни сожалению, ни злобе.

Спустя некоторое время в подземную комнату, оказавшуюся ловушкой для Валерия Руфа, вошел Сарт. (Предварительно египтянин намотал на специальный блок цепь, к которой был прикован хищник, оттащив его, таким образом, к стене.) С сенатором было все кончено — в большой луже крови валялись лишь обглоданные кости того, кто много лет внушал смертельный страх не имевшим достаточной защиты от его ненависти…

Эта ловушка была устроена по приказанию Калигулы для тех, чьими действиями (или бездействием) император был недоволен и от смерти которых он собирался получить удовольствие. Из специального решетчатого окна в стене Калигула любил наблюдать, как удивление жертвы сменяется страхом, страх — отчаянием, отчаяние — предсмертным воплем. Сарт, как служитель зверинца, ухаживал за львом-людоедом, поэтому он прекрасно знал устройство ловушки.

* * *

Сарт видел Марка, когда тот стоял на страже в триклинии, и не сомневался в том, что молодой римлянин, конечно же, слышал разговор Валерия Руфа с Калигулой. Поэтому египтянин, уничтожив следы львиного пиршества, поспешил в преторианский лагерь — он хотел успокоить Марка, а заодно передать людям Каллиста мешок с сестерциями вместе с предложением их благодетеля.

Подходя к казармам преторианцев, Сарт увидел, как из ворот лагеря выехал всадник в темном плаще, подпоясанный мечом. Всадник быстро поскакал по дороге ему навстречу. Расстояние между ними быстро сокращалось, и вскоре в этом нетерпеливом наезднике египтянин признал своего друга, Марка Орбелия.

Марк летел во весь опор и, пожалуй, не заметил бы Сарта, если бы тот не окликнул его. Сдержав коня, молодой римлянин прерывающимся голосом сказал:

— Привет тебе, Сарт! Извини, сейчас я очень спешу. Давай поговорим как-нибудь в другой раз.

— Да, я вижу, как ты несешься, словно тебе не терпится упасть и сломать себе шею. Но на то я и друг тебе, чтобы удерживать тебя от безрассудства. Поворачивай-ка назад — ты уже встретил того; кто был так нужен тебе.