– Его схватили? – порывисто спросила Юлия. – Как? Когда?
– Твой супруг захватил его и его товарища и отдал Помпедию Руфу, сообщив, что именно Децебал стоял во главе заговора гладиаторов. А Помпедий Руф передал его римским властям.
– Вот скотина, – зашипели Юлия. – Мерзкий вонючий хорек! Ну, погоди, ты меня еще вспомнишь…
***
Галереи Большого цирка в тот день были заполнены так, что яблоку негде было упасть. Квириты шумели и громко заключали пари и делали ставки. Конные состязания колесниц был и в те времена не менее популярны, чем гладиаторские бои.
– Сегодня ответить на вопрос кто победит не трудно, – произнес богатый всадник, указав пальцем с прекрасным изумрудным перстнем на колесничих.
– Сам Лутаций готовится к состязанию! Чего же здесь гадать.
– У него прекрасные лошади. Я видел их. На таких лошадях можно только побеждать!
– У него больше 50 побед!
– И за каждую он получил по 30 тысяч сестерциев!
– Мало теперь в Риме найдется людей богаче него!
– Значит, ставить нужно на зеленых!
– Я так и сделал!
– А я нет. У вашего Лутация есть хорошие соперники. И вы можете сегодня многое потерять, квириты, если поставили на него большие суммы.
– А сам-то ты на кого ставил, Марцел? На синих?
– На красных! Именно среди них есть новый колесничий, что правит лошадьми как бог. И он сегодня сорвет первый приз!
– Посмотрим, Марцел! Посмотрим!
– Лутация победит какой-то неизвестный человек? Это смешно!
Главк устроился на сидении в ложе Юлии. Перед его глазами мелькали люди в зеленом, белом и голубом. Это были цвета, в которых выступали возницы и все зрители делились на партии. Каждый уважающий себя римлянин считал своим долгом принадлежать к какой-то партии.
– Ты никуда от меня не уходи, Главк. Пока получишь помещение в моем доме. А затем я приобрету тебе дом, где ты снова сможешь завести себе небольшой храм бога Асклепия.
– Ты так добра, о Исида!
– Не называй меня именем богини. Я не Исида.
– Как скажешь госпожа, я сравнил тебя с ней за твою редкостную красоту.
– Прекрати попусту болтать, Главк. Состязания вот-вот начнутся. Сам император прибыл в цирк.
– Император? А где он?
– В одной из лож. Но Веспасиан не любит когда на него просто так глазеют. Поэтому лучше тебе не знать где он. А то вызовешь гнев цезаря.
– Да охранят меня боги от такой напасти.
На арену вышли музыканты в руках которых сверкали медные этрусские трубы. Зазвучала древняя мелодия сочиненная еще во времена Тарквиниев.22
После музыкантов на арене показалась пышная колесница устроителя игр, запряженная четверкой белоснежных лошадей. Перед глазами восхищенных зрителей мелькали золоченные спицы громадных колес.
На колеснице рядом с возницей находился полный человек в пурпурной тоге. В его руках был скипетр из слоновой кости увенчанный орлом. Колесница приблизилась к ложе императора, и распорядитель приветствовал его поднятой рукой.
– Ave ceasar imperator! (Приветствую тебя император!)
Шествие проделало круг и вернулось к тем воротам, из которых появилось. Распорядитель игр сошел с колесницы, передал появившемуся жрецу Юпитера свой жезл и удалился.
Теперь пришло время скачек! Жрец махнул куском белой ткани, и в то же мгновение упала веревка, преграждавшая путь колесницам. Возничие заставили коней рвануть с места. Грохочущие махины полетели по арене. Лошади разных мастей шли ровным галопом. Раздавались яростные крики, что пересиливали шум от грохота колесниц и от топота копыт сотни лошадей…
Двери камеры отворились, и первым внутрь вошел надсмотрщик с факелом в руке.
Заключенные закрылись руками. Яркий свет резанул им по глазам. В камеру вошли вслед за факелоносцем трое людей.
– Децебал? – спросил один из них и подошел к Кирну. – Вставай!
– Это я Децебал! – дак поднялся с каменного пола.
– Ты? Настоящий Геракл! Тогда пойдешь с нами.
– А куда вы его ведете? – Кирн стал подниматься вслед за Децебалом.
Но один из стражников сильной рукой вдавил его обратно.
– Ты пока сиди здесь. Твоя очередь еще придет!
Децебал покорно отправился за стражниками и последовал за факелоносцем. Он понял, что его вели в камеру пыток. Он уже знал, в чем его станут обвинять и какое признание нужно палачам. Конечно, теперь уже не стоило хранить тайну, так как это не могло никому повредить. Скорее всего, все гладиаторы или другие участники рабского заговора или погибли в те страшные дни в Помпеях, или сумели бежать. Он же не слышал, чтобы схватили Келада или кого-то из их ближайших соратников.
Но выдавать дак никого не собирался. Пусть римляне хоть в этом потерпят поражение. Страшные палачи Мамертина ничего от него не добьются.
Его втолкнули в большое помещение, ярко освещенное многочисленными факелами. Больше того яркий огонь пылал в большой жаровне на которой калились инструменты для пыток.
Возле этих страшных орудий стоял громадный палач, обнаженный по пояс в одной кожаной набедренной повязке. Мощное тело этого человека казалось красным от пляшущих огней большого пламени, и он напоминал скорее не человека, но демона подземного мира.