Вечером, перед походом в город, Децебал зашел в казармы за своими друзьями. Кирн и Келад сидели в тесном кругу тридцати гладиаторов и о чем-то оживленно спорили.
Дак подошел ближе и понял, что говорят о нем и его умерших товарищах.
— Они были друзьями. Но Давид был самым сильным бойцом, — доказывал Келад. — Но он скрывал свои умения. Его бог запрещал ему это. Такой, не мог бы возглавить борьбу.
— Давид, поклонялся истинному богу. И через него на меня сошла его благодать. Мои глаза открылись, — убеждал гладиаторов Кирн.
— Вы говорите слишком громко, забыв об осторожности, — произнес Децебал.
Ему уступили место и он сел в центре.
— Все боги плохи, если они поощряют рабство. Я просил бога моего народа Замолвсиса помочь моим друзьям. Кирн просил своего Христа. Почему они не помогли нам? Умерли такие мужественные и благородные люди. Разве это справедливо?
— Нет, — ответили многие.
— И я так думаю. Я хочу поведать вам историю фракийца по имени Спартак. Он сотню лет назад поднял неподалеку отсюда восстание рабов и гладиаторов. Они боролись за свободу, но проиграли войну с Римом.
— А разве Рим можно победить? — послышался голос осторожного галла.
— Если не бороться с Римом, то нельзя. Но мы должны бороться. Нам все равно предназначена смерть на арене. Но разве не лучше повернуть свои мечи против римлян, что сделали нас рабами и которые презирают нас, называя мясом для амфитеатра?
— Но что же нам делать?
— Да, скажи Децебал, что?
— Я расскажу вам, что сделал Спартак и его соратники.
Децебал стал рассказывать о восстании мужественного фракийца. Конечно, он знал о нем мало, но его воображение дополнило, то чего он знать не мог. Гладиаторы слушали его с горящими глазами, особенно когда он говорил о победах войска гладиаторов над прославленными римскими полководцами.
— Разгромив войска консулов, Спартак захватил в плен около 10 тысяч римских легионеров. И он заставил их сражаться на потеху гладиаторам, — завершил свой рассказ Децебал.
— Вот это да.
— Вот так молодец.
— И я бы сражался за свободу! — решительно заявил молодой галл.
— Ты? — презрительно ухмыльнулся Келад. — Да ты ведь обмарался во время учебной схватки, сосунок.
— За свободу бы я стал драться! — глаза галла сверкали гневом.
— Братья мои, — заговорил Кирн, — слова Децебала верны, но не до конца. Римляне враги, но не меч принесет нам спасение, а терпение и любовь к ближнему.
— Что? Ты хочешь сказать, что я должен любить римлян? — спросил Келад.
— Не дано нам судить. Это дело бога, а не наше. Христос скоро вернется на землю и воздаст каждому по заслугам и по делам его. Чаша божьего гнева выльется на Рим и испепелит его.
— Но римляне судят нас! Они решают судьбу моей родины! Им разве это можно? Нет! Нам предстоит решить судьба Рима! Пусть не сейчас, пусть мы погибнем в этой борьбе, но именно такие как мы похороним его! — горячо говорил Келад. — Я готов умереть хоть сейчас, но не на арене. Я хочу вспороть пару римских животов до этого.
— Почему же пару? — спросил его Децебал. — Их много и каждый из нас должен убить не менее десятка римлян в бою. Но пока не болтайте сильно языками попусту. Не навлекайте на свои головы беду. А то нас всех вывесят на крестах, и мы ничего своей смертью не докажем. Нет! Умереть нужно так, чтобы имя твое жило после тебя, как живет имя Спартака, и звало других к свободе. Тогда со смертью ваша борьба не кончиться и снова загорится костер от тлеющих угольев и снова поднимется знамя большого восстания. Терпите до времени.
В этот час дака добровольно признали старшим, и все кто его слушал, покорно склонили головы. Так началось основание союза угнетенных.
— Ты сейчас идешь в город, Децебал? — спросил дака Келад.
— Не только я. Ты, Келад, можешь пойти со мной и ты Кирн также.
— Вот это подарок? С чего это вдруг? — удивился фракиец. — Наш ланитса расщедрился. И мы сможем посидеть в таверне у папаши Диокла?
— Сможем. Деньги у меня есть. Вот возьми пока десять сестерциев, а затем я стану платить за всех, — Децебал передал Келаду десять серебряных монет.
Тот принял деньги и крякнул в предвкушении хорошей выпивки.
— Ну что Кирн, сегодня судьба благоволит к нам. Надолго ли? — фракиец хлопнул грека по плечу.
— Ждите меня у храма Афродиты, — произнес Децебал. — Я присоединюсь к вам там. Но сейчас мне нужно побыть одному.
…Толпа текла беспрерывным потоком, увлекая Децебала вперед. Со всех сторон его жали и теснили. Но он совершенно не обращал внимания на то, что происходит вокруг. Его занимали совсем иные мысли. Гладиатор думал о том, что сказал своим товарищам по несчастью. Его мучил вопрос достоин ли он стоять во главе такого дела? Не подведет ли он многих под позорную казнь?
А если их восстание будет быстро подавлено и римляне подвергнут его соратников страшным пыткам и казням? Его самого пытки и смерть мало страшили. Больше он боялся того, что умрет раньше чем сумеет что-то сделать для торжества дела свободы.