Гладкое личико (сборник)

Когда Лиля произносила слова, то ее губы смыкались на согласных с наивным и трогательным выражением. А глаза были раскрыты только для добра и удивления. В ней было что-то завораживающее, я смотрела на нее, как змея на дудку заклинателя.

– Вы учитесь? – спросила Лиля.

– Я портниха, – ответила я.

Далее я должна была поинтересоваться родом ее деятельности, но я не стала спрашивать.

– А меня вызвали на конкурс «Алло, мы ищем таланты».

Я должна была спросить насчет талантов, но воздержалась. А вдруг не нашли...

– У меня был неудачный репертуар, – сказала Лиля.

– Просто ты не умеешь петь, – сказал муж.

– Конечно. Ты никогда не находишь во мне никаких достоинств. Тебе любая лучше, чем я.

– Ну почему же? – возразил Александр, хотя это должен был сказать муж.

– Эта, из Казани, и вовсе петь не умеет. Истеричка, да и все, – обиженно сказала Лиля. – Просто у нее был подходящий репертуар.

– Она понравилась всему жюри, – дипломатично сказал Александр.

Подошел официант, заставил весь стол яствами. Александр положил мне на тарелку китайскую закуску: зеленые яйца, стухшие каким-то особенным, китайским образом, и к ним водяных червей.

– Сплошные калории, – объяснил он.

Славик разлил водку по рюмкам. Все подняли рюмки и сдвинули взгляды: летящие глаза Лили, испанские глаза Алехандро, неприкаянные мои глаза и равнодушные – Славика, под пеплом вежливой скуки.

– За знакомство, – определила Лиля.

Все молча выпили.

На вкус тухлое яйцо оказалось именно тухлым яйцом, и ничем иным. А черви в соевом соусе пахли сыростью.

Александр стал рассказывать Славику о жюри, о конкурсе, о талантах и о взаимосвязи этих трех категорий. Он говорил увлеченно, слегка подобострастно, как бы оправдываясь за неуспех Лили. Славик слушал, его лицо было внимательным и деликатным. Он, казалось, отодвигал подобострастие Александра и даже суть вопроса о конкурсе. Оставлял только суть самого Александра и был вежливо снисходителен к этой сути.

Лиля смотрела по сторонам с наивным и рассеянным выражением.

Я сидела и честно выполняла свою роль крыши.

Человек, которого берут для вида, называется «крыша»...

Я – крыша Александра. Славик – крыша Лили. Вернее, не крыша – а зонтик. Она держит его при себе на случай дождя или жары. А когда хорошая погода, то складывает и прячет в сумку. Лиля бегает по жизни с зонтиком и ищет себе дом.

Подошел какой-то хмырь и позвал ее танцевать.

Она поднялась из-за стола, но не сразу, а сначала потянулась, задвигала талией, как бы вывинчивая ее из бедер. Потом отделилась от стула и пошла.

Все мужчины в зале перестали жевать, смотрели на Лилю и посылали ей вослед и навстречу мощные флюиды. Воздух был плотный от флюидов, и Лиля шла медленно, разводя флюиды руками, плечами, коленями. Ее движения были замедленные и гибкие, как у кошки.

Славик безучастно смотрел ей вслед, а Александр положил руку на спинку моего стула, как бы говоря: у тебя – твое, а у меня – мое, и твоего мне не надо.

Музыканты обрадовались и застучали как бешеные. Все запрыгали, и Хмырь запрыгал, а Лиля стояла неподвижно, с опущенными глазами, как бы вбирая в себя ритм.

Потом ритм вошел в нее и стал главнее, чем она сама. Лиля вскинула руки над головой во всю длину, как бы показывая все свое божье тело и одновременно извиняясь: ну простите, что я так хороша, уж так вышло. Она некоторое время вздрагивала на своих длинных ногах, потом перечеркнула в себе какую-то грань и пошла, гонимая вдохновением.

Если рассматривать танец как самовыражение, то танец Лили можно было прочитать так: я все беру у тебя, жизнь. Я все у тебя беру и все отдаю. Ничего не придерживаю. Я все прощаю и за все мщу. Я пойду по лежачим и сама согласна стать жертвой и услышать ботинок на своем лице...

– Ну, завелась, – сказал Славик обычным тоном, без восхищения и без раздражения. Видно, ему это божье тело и божье вдохновение успели десять раз надоесть.

– Она очень красивая, – сказала я.

– Да? – удивился Славик. – Там, где мы живем, другая эстетика.

– А где вы живете?

– В Муромской области. Село Карачарово.

– Действительно? – не поверила я.

– Ну конечно. – Славик улыбнулся. Улыбка у него была какая-то неокончательная.

– А кем вы работаете?

– Врач, – сказал Славик. – А Лилька лаборантка. Я был для нее большое начальство.

– А что делает лаборантка? – спросила я.

– Анализы.

– Какие?

– Кровь. Моча и прочее.

– Лиля имеет дело с мочой? – искренне удивилась я.

– На это надо смотреть как на материал, – сказал Славик.

Подошла Лиля, сопровождаемая Хмырем. Из нее били фонтанчики счастья, а уголки глаз и губ норовили взлететь с лица.

– Душно, – радостно пожаловалась Лиля.

– Ничего. Положительные эмоции – это тот же кислород. Они ускоряют окислительные процессы.

Я посмотрела на Александра и догадалась: все радости жизни и явления природы не существуют для него самостоятельно, сами по себе, а выполняют служебную роль и служат непосредственно ему, Александру.

Музыка – кайф. Еда – калории. Радость – положительные эмоции. И мне вдруг захотелось в палатку к Игорю Корнееву. Сидеть себе, возведя глаза к звездам, и гладить на коленях нежную малахитовую ящерицу.