Glaeddyv vort, beanna (GV, b) (СИ)

«Нет, отец найдет выход», — решила Мирка. — «Всегда находил. Главное — продержаться…»

Они не долго так сидели. Не прошло и часа, как на площади собрался большой эльфийский отряд, улюлюкая и наперебой переговаривались, посмеиваясь над выжившими. Девушек больше не приводили и Мирке стало грустно еще больше.

Вперед, рассекая толпу вышел не сильно высокий, очень крепкий мужчина, с густыми черными волосами, спадающими на лицо, но недостающие до плеч. Он был скуласт, глаза — как у всех эльфов, раскосые, ярко-зеленые, как изумруд в недавно отобранной материнской броши. Верхняя губа была заметно меньше нижней, но, по-своему, мужчина был очень красив даже среди эльфов. На шее у него было изображено дерево, уходящее своими корнями под легкую броню. Лицо его не было злым или жестоким. Оно просто выражало ненависть.

Таким Мирка впервые увидела Йорвета аэп Сидриэля. Лидер разбойников оглядел пленниц, и коротко указал на Овши:

— Это нам не нужно — не будет никакого прока, остальных — заберем.

Охранники кивнули ему. Овши упала на землю и зарыдала, умоляя сжалиться и оставить ей жизнь. Три стрелы в спину не закончили причитаний, наоборот толстуха закричала еще больше и распласталась по земле, корчась от боли, осознавая, что скоро умрет. Не дожидаясь скорой кончины, отряд двинулся. Охранники выстроили пленниц в цепочку, пропустили каждой через руку веревку и потянули прочь от деревни. Уже вдалеке, когда деревня осталась на почтительном расстоянии, Мирка увидала, что ее дом пылал и пламя уже перекинулось на сарай. Осознавая, что не дала брату ни единого шанса выбраться и спастись, ее губы растянулись в немом крике, а из глаз хлынули слезы. Она пыталась спасти Николку, и все же сама убила его.

Мирка уже и сама забыла, сколько времени прошло с момента, когда ее захватили в рабство. А другим словом назвать ее положение было нельзя — она готовила, убирала, стирала, обслуживала, а в ответ ее били и унижали. Дни сменялись днями, прошло лето и осень, миновала зима, которую многие из разделивших ее участь не пережили, умирая от холода и недоедания. Наконец, пришла весна, а за тем, вновь лето. Значит прошел целый год. Жесткий, муторный и ненавистный. Дни ее существования были однообразны — поднимали утром, чуть становилось светло. Под присмотром охраны она и другие девушки готовили завтрак, потом их гнали на реку — стирать, потом вновь готовка, а затем пару часов передышки… и — готовка. Но это, если им не надо было менять место обитания — отряд часто переезжал с места на место, стараясь уйти от властей. Но тогда ее заставляли идти до полной потери способности соображать, а вечером снова ожидало приготовление пищи и мытье посуды. Мирка мечтала, чтобы однажды ей притащили по ошибке немного ядовитых грибов, тогда девушка смогла бы убить парочку проклятых эльфов, просто подмешав их в пищу. Или отравиться сама и, наконец, присоединиться к родным на небесах. Надежды на спасение растаяли буквально на следующий день, когда в полевом лагере, куда их привели, Мирка встретила девушек из деревни ее жениха. Они рассказали ей, что любимого больше нет да и отец погиб, храбро сражаясь до последнего, но получив удар в спину. Осознав, что осталась одна, Мирка много раз раздумывала о том, чтобы убить себя, но в результате пришла к выводу, что боги даровали ей жизнь не для того, чтобы девушка могла просто взять и опустить руки. Она должна прожить эту жизнь за всех — отца, мать, Гинсри и Николу. Но для этого нужно вырваться из этого порочного круга, бежать. Побег карался смертной казнью. Любой, более-менее серьезный проступок приводил к смерти, потому как для эльфов не было серьезной проблемой набрать себе новых рабов. При этом, какие-либо отношения с пленницами не поощрялись в принципе. С ними старались вообще не говорить больше, чем это было необходимо, потому девушки были предоставлены обществу друг друга, но при этом подруги быстро сменялись — холодная зима, полное отсутствие лекарств и множество проступков делали свое дело, выкашивая пленниц не хуже холеры. Рабыни быстро понимали, что их ждет, быстро охладели друг к другу, особо не разговаривали с новенькими, пытаясь не привязываться к товарищам по несчастью.

При этом, отсутствие личностных отношений не отменяло главного — если кому-то из эльфов какая-то девица приходилась по вкусу, ее могли запросто взять и утащить в палатку, а выходила она оттуда не раньше, чем через пару часов, измученная, взъерошенная, с ногами «колесом», но живая. Следом появлялся вполне довольный насильник и они вновь разбредались в разные концы лагеря. Мирку с подобным обращением бог миловал, хотя она и замечала на себе разнообразные взгляды мужской, а порой (о ужас!) и женской части. Возможно, все обходилось с подачи все того же Седрика — тот частенько защищал девушку от собратьев, временами грустно улыбаясь и нарекая странным именем, сильно не похожим на ее собственное.

Анна. Аня. Анюта.

Так он называл ее, добавляя порой, что она вернётся домой.