Глаголют стяги

А мы коней выпустим, выпустим!
А мы коней переймём, переймём!
А чем же вам перенять, перенять?
Шёлковым поводом, поводом…
А мы коней выкупим, выкупим…
А чем же вам выкупить, выкупить?
А мы дадим двести кун, двести кун.
Не надо нам тысячи, тысячи.
А что же вам надобно, надобно?
Надобно нам девицу, девицу.
А нашего полка убыло, убыло…
А нашего прибыло, прибыло…

Вся земля Новгородская стонала весельем.

XXXVIII. ВО ИМЯ ХРИСТОВО

И прииде епископ Иоаким, и требища разори, и Перуна посече, что в Великом Новеграде стоял на Перыни, и повеле повлеща в Волхов. И повязавше ужи, влечаху и по калу, биюще жезлыем и пхающе, и в то времи бяше вшел бес в Перуна и нача кричати: «О, горе мне, ох, достахся немилостивым судиям сим!» И вринуша его в Волхов. Он же, пловяше сквозе Великий мост, верже палицю свою на мост, ею же безумнии убивающе утеху творят бесом…

Не успели отгрести караваны во все стороны света белого, не успели отгореть праздничные игры в честь Ярилы, Лада светлого, жаркого, как вдруг надвинулась на Новгород с юга грозная туча: то шла рать Володимира из киян и ростовцев приводить новгородцев к вере Христовой. За год перед тем приезжал из Киева поп большой с пискупы и с Добрыней да с Анастасом, греком оборотистым, но новгородцы только на смех подняли их: идите, откуда пришли!.. Но так как к чужим верам они спокон века привычны были, позволили они немногим христианам, что промежду их жили, и попов себе позвать, и церковку Преображения поставить.

Но когда прослышали они, что идёт на них и богов их рать, они осерчали. Особенно нелюбо им было ехидство киян: рать подходила тогда, когда огромное большинство новгородцев в весеннюю гостьбу ушли и город и область были наполовину пусты… Во всех концах началась тревожная беготня, а на Славне, наполовину опустевшем, тревожно забил вечевой колокол: «Дон-дон-дон-дон-дон-дон…»

И зашумело вече. Долгих речей и свар на этот раз не было и единодушно было принято решение:

— Не впускать киян в город и не выдавать богов!..

И много крутой ругани пущено было по Добрыне: вертляв, старый хрен, так его и растак и вот ещё эдак!..

Правая сторона, Торговая, к верам всяким была потерпимее — только бы торг вести не мешали, — а левая крепко ощетинилась. Как только увидали они, что хитрец Добрыня провёл попов с воями на правую сторону, в одно мгновение ока разметали они настилку старого моста и в конце его, под детинцем, выставили пороки, орудия каменометные: а ну-ка, попробуй теперь!..

Богумил, старый волхв, с белой бородищей и грозными глазами, больше известный за своё сладкоречие под кличкой Соловья, зажигал народ речами пламенными.

— Не поддавайся, новгородцы, силе вражьей!.. — гремел он повсюду. — Стойте крепко за веру дедовскую!..

Тысяцкий Угоняй, тоже старой вере крепкий, разъезжал повсюду на коне и, потрясая мечом, кричал:

— Лучше помереть, новгородцы, чем отдать неверным на поругание богов наших!.. Слышали, чай, что нововеры-то с богами в Киеве сделали? Мы их учить не лезем, а они пущай не лезут к нам… А Добрыня, пёс краснорожий, кому в руки попадётся — на мост и в Волхов!.. Наш хлеб ел и нас же вот предаёт…

Между тем Добрыня, человек твёрдый и прямой: так — так так, а эдак — так эдак, уже взялся за дело на правом берегу. Дело шло туго: при всём старании за двое суток попы с помощью воев обратили на путь истины разве только пятьсот человек. Крестители затуманились: что же делать?

Глубокой ночью тысяцкий Путята, сговорившись с Добрыней, переправился с пятьюстами ростовцев на левый берег. Там, в темноте, их приняли за своих и впустили в город. Ростовцы сразу же схватили Угоняя и других передних мужей и переправили их к Добрыне, заложниками. Народ взорвало. С воплями все высыпали на улицы, и бурными потоками понеслись уличане к церкви Преображения, вмиг разметали её по брёвнышку, разграбили и разнесли дома всех христиан, убили жену Добрыни и его родичей и до основания разорили хоромы его. И началась жестокая сеча с подоспевшими ростовцами. Ростовцы не выдержали яростного натиска новгородцев и, отбиваясь, медленно отходили к реке. Но Добрыня переправил ещё часть своих воев на правый берег и зажёг город…