Если у мужика такого диплома для машины нету, гаишник начинает ругаться, и правильно делает, поддерживаю! А если у мужика диплом такой есть, гаишник чуть-ли не целоваться лезет и все вокруг допольные.
Так и в жизни. Приходишь домой, а самое главное наше зло, жена с тёщей, тут как тут и сразу в крик, а то еще сначала драться начинают, а потом уже кричат.
А так, если по справедливости, они только..., а ты им, бац, диплом показываешь! И все, крыть-то нечем! Имею право потому, что диплом есть! И нету самого главного нашего зла! Вернее, жена с тёщей конечно же есть, без них тоже нельзя, но не злые, потому что диплом есть! Соображаете?! Я-то давно это понял, да все времени не было письмо вам написать, а теперь появилось.
Вот тогда и наступят в нашей стране счастье и справедливость. И плевали мы на эту Америку потому, что покуда они сообразят, тупые же, и у себя такое сделают, - от зависти удавятся.
Поэтому, товарищи депутаты, пишите поскорее закон и школы делайте, а то мне скоро домой идти, а там, пока ещё, самая главная беда меня поджидает, - жена с тёщей. Да и вам, тоже, домой ходить надо, не будешь же всё время на работе спать?
С уважением, избиратель и гражданин нашей Родины, - Николай Бесплатный.
Подпись Н. Бесплатного заверяю, главврач психиатрической больницы номер три города (неразборчиво). Фамилия врача, тоже неразборчиво.
Такое вот кино
...а еще скажу вам, разлюбезная Екатерина Матвевна... Эх, Катюха! Если бы ты знала, как меня достали эти пески с верблюдами! Вся душа моя, израненная, рвется к вам, а вы неизвестно где. Известно, конечно, это я черти где, очень далеко от вас, через пустыню идти надо.
Там, где вы, хорошо, там сиренью пахнет и кошки живут. Кстати, Ваську, кота нашего еще не кастрировали? Если нет, то зря, не затягивайте с этим. А то он всех деревенских кошек перепортит, и за другую живность примется.
А здесь, единственная и незабвенная, Екатерина Матвевна, ни коты, ни кошки не водятся. Здесь верблюды водятся, - редкостная сволочь, доложу вам.
Не далее как третьего дня, иду по барханам этим проклятым до родимой сторонушки, к вам, бесценная Екатерина Матвевна, а он стоит, сволочь...
Мало того, что стоит, так он ещё и смотрит. А морда у него, любезная Екатерина Матвевна, до того наглая, что хочется сначала в неё плюнуть, а потом набить ее, от души набить, по нашему.
Все мои мысли и желания рядом с вам, ненаглядная Екатерина Матвевна, а он стоит и смотрит, да так, что всё желание пропадает...
Эх, Кэтрин! Если бы ты знала как мне тогда хотелось взять что-нибудь подлиннее и потяжелее, ту же оглоблю, да по морде его наглой, по морде.
Но оглобли здесь не растут. Здесь вообще ничего не растёт! Здесь только песок и верблюды. Интересно, кто это столько песка сюда привёз и зачем? Извините, небольшая заминочка...
***
...отвлекли, разлюбезная Екатерина Матвевна, ну не дают мне спокойно, и самое главное, быстро, дойти-долететь до вас. Такое впечатление, что на тысячу вёрст вокруг один товарищ Сухов и есть. Впрочем, всё по порядку.
Иду значит, о вас думаю, незабвенная Екатерина Матвевна, потому, что вся моя душа уже давным-давно рядом с вами, только я здесь один остался. Смотрю, чалма из песка торчит.
Чалма, это если простыню скомкать-скрутить и на голову одеть, только черного цвета. Шапки у них здесь такие носят.
Значит, торчит из песка шапка эта. «Наверное опять Джавдет Саида закопал. – думаю. – Только странно. Прошлый раз Саид без шапки был, одна лысина из песка торчала. А теперь стало быть в шапке. То ли Джавдет расщедрился, то ли Саид спёр где-то. Ладно, не мое дело. Какая разница в каком виде его откапывать, в шапке или без? Подхожу поближе. Мать честная! А это сам Чёрный Абдулла из песка весь закопанный торчит!
Неохота конечно, контра всё-таки, но делать нечего, надо откапывать. Давно закопали? – спрашиваю. – А он смотрит на меня и ничего не говорит, только слёзы текут». И такие дела, ненаглядная Екатерина Матвевна, здесь происходят почитай каждый день. Восток, мать его...
***
Товарищ Сухов подошел к торчащей из песка голове Абдуллы и присел рядом:
— Давно закопали?
Абдулла, непонятно, то ли от избытка чувств, то ли от обиды, ничего не говорил, а только плакал, молча плакал. Слёзы текли, и все.
— Ты что же, Абдулла, воду направо-налево расходуешь? Или думаешь, что прорастёшь? Ладно, сиди, не дергайся, сейчас выкопаю.
— Саид...
— Что Саид?
— И Джавдет тоже...
— Что Джавдет? Говори толком!
— Закопали меня, шакалы. Сговорились и закопали.
Товарищ Сухов сказанному Абдуллой нисколечко не удивился. Когда на войну забирали, дед Пахом, в прошлом первый на деревне бабник, сказал ему:
— Запомни Федька! Попадёшь на Восток, там, дело тонкое, вернее, тёмное...
Слова дедовы товарищ Сухов крепко запомнил, поэтому ничему, происходящему здесь, не удивлялся, с первого дня своего пребывания здесь, среди песков и верблюдов.
— Ладно, не дёргайся, а то ненароком задену что-нибудь, а у тебя гарем.
— Нет у меня больше гарема, Саид забрал. Всё забрал, одну чалму оставил. – Абдулла опять было попытался заплакать.