Гламур в шоколаде

— Конечно. — Он подмигнул.

Инна почувствовала, как он прикоснулся к ее руке, и удивленно посмотрела на парня.

— Подругу мою не пригласишь? — насмешливо осведомился Ваня.

Кристина пренебрежительно фыркнула.

— Если только успеешь сменить подругу до завтра!

— Вряд ли успею, — Ваня театрально вздохнул, — мы ведь еще на доске почета хотим вместе повисеть.

— Никогда, — прошипела белобрысая, — никогда она не будет висеть на доске почета, если только на заборе с пометкой — «главная овца школы»!

— Договорились, — бросила Инна, — только после того, как ты свернешься возле школы клубком и послужишь урной для мусора.

— Смешно, овечка, только как бы плакать вскоре не пришлось! — Кристина демонстративно развернулась и в компании своих безмолвных подружек пошла в сторону лестницы.

Ваня хохотнул.

— Урна… в остроумии тебе не откажешь.

— Ты пойдешь к ней на день рождения?! — возмущенно воскликнула Инна.

Парень недоуменно вскинул брови.

— Конечно, а что тут такого?

— Ты еще спрашиваешь! — В сердцах она отпихнула его руку.

Ваня нахмурился.

— Послушай, это что за ревнивые разборки? Я знаю Кристи с первого класса, да она мне как родная сестра! — Он хитро улыбнулся. — Даже роднее, если тебе интересно, у нас любовь была в младших классах.

Инна скрестила руки на груди и отвернулась, буркнув:

— Рада за вас!

Он попытался ее обнять, но она не позволила.

— Красавица моя, я думал, ты выше ревности. Не нужно надувать губы, мы ведь собираемся висеть на доске почета, а с такими лицами этот номер не пройдет.

Не желая того, Инна улыбнулась. На него было сложно обижаться.

— Вот так, — Ваня тоже улыбнулся, — ну, не пригласила она тебя, а ты чего хотела? Можем устроить сходняк в каком-нибудь музыкальном баре, и ты ее тоже не пригласишь.

— Так и сделаем, — кивнула Инна.

Они еще немного поболтали и разошлись по своим классам.

Первый лед треснул. Некоторые одноклассницы вслед за парнями пытались снова вернуть ее дружбу. Инна не противилась. Постепенно класс окончательно ее принял в лоно своей дружной семьи, но теперь излишне сближаться Инна не собиралась ни с кем. Сровняться с остальными — это означало потерять возможность попасть на доску почета, а в ее намерения входило вернуть себе утраченный с переходом из гимназии титул самой популярной девчонки школы.

Четверга она ждала с особенным трепетом. Ведь это — литература, а значит, раздадут проверенные тетради. Инна нервно постукивала ручкой о стол, отсчитывая секунды до появления в классе директора. Каково же было ее изумление, когда он не пришел! Дверь открылась, и появилась женщина средних лет со стопкой тетрадей под мышкой. Она представилась, сказала, что отныне будет вести у них русский и литературу, она надеется, что они подружатся. Инна ощутила себя обманутой. Ничего ужаснее случиться не могло! Она и так редко видела его, а теперь они совсем не будут встречаться, даже случайно…

Учительница отдала ей тетрадь.

— Очень хорошая работа, Инна.

— Спасибо, — придушенно выдавила она.

Казалось — жизнь кончена! Твердой рукой Константина Викторовича на полях стояла жирная пятерка. Инна пролистнула тетрадь. Выпал листок с ее стихотворением. Внизу она увидела пометку, сделанную красной ручкой: «Обрати внимание на вторую строфу — сбив с ритма». Это была пощечина, самая болезненная в ее жизни. Глаза обожгло, Инна поняла, что сейчас расплачется. Она быстро сложила свои вещи в сумку, подошла к учительнице и, соврав что-то о плохом самочувствии, выбежала из класса, а еще через минуту — из школы. Благо литература стояла в расписании последним уроком. Щеки жгло от катившихся слез, Инна не вытирала их, лишь ниже надвинула на лицо капюшон.

«Ничего он не понял, ничегошеньки… понял, что я не умею писать стихи! Вот, наверное, посмеялся, читая мои глупые бредни», — горестно думала она, садясь на скамейку за домом, застланную газетами и картонками. Бабульки их столько сюда натащили — впору склад бумажной макулатуры открывать. Инна вынула из сумки тетрадь. Снова и снова перечитывала она свое стихотворение, слезы капали на лист, ей хотелось прокричать в умное лицо директора о своей ненависти. Или — о любви. Она еще не решила. Ее душили гнев и отчаяние. Не нравится она ему — ничто ей не помогло! Ни тихие взгляды, ни новый образ, даже стихотворение…

— Эй, ты что? — услышала она ставший уже ее личным наваждением голос.

Инна подняла голову. В шаге от нее стоял Артем.

— Двойку, что ли, получила?

Она ничего не ответила и медленно смяла листок.

Он присел рядом.

— Не скажешь, почему плачешь?

Инна одернула короткую юбку. Пошел снег. Большие пушистые снежинки приземлялись на ее капроновые колготки, превращаясь в россыпь капелек.

Артем вынул из ее ослабевших пальцев листок со стихотворением, развернул и прочел.

— Красиво, — задумчиво пробормотал он.

— Не все так думают, — прошептала она.

— Глупость какая, уверен, тот, кто приписал красным эту чушь о ритме, — полный болван!

— И этого болвана я люблю, — неожиданно призналась Инна.

Артем долго молчал.

— Расскажи, что случилось, может, легче станет? — мягко предложил он затем.

— О таком не рассказывают…