– Если говорить о вас двоих – ровно ничего, если говорить о восприятии людьми друг друга – довольно много. Для нас совершенно нормально
Я сделала паузу.
– Ричард, я – человек-невидимка, – произнесла я. – Ты видишь меня только потому, что сам этого хочешь.
– Это нелепо, – отозвался ты. И тогда я сказала:
– Смотри на меня, Ричард.
Я встала перед тобой и позволила себе ускользнуть в невидимость.
17
Мы возвращались в отель молча. К моему изумлению, ты выглядел крайне раздосадованным. Ты ни словом не обмолвился о моей невидимости, только что наглядно продемонстрированной, – и я понятия не имела, как вести себя дальше. Я раскрыла тебе величайший секрет своей жизни, дала объяснение, которого ты добивался, я ожидала всего, но не безразличия. А ты не пожелал понять! Ты просто ничему не поверил, ты держался так, будто тебе вовсе нет до этого дела. Невидимый человек – есть ли что-то поразительней? Я исчезла прямо у тебя на глазах, а ты вел себя так, будто ничего не произошло. В это было трудно поверить!
Быть может, я сделала что-то не так? Допустила оплошность, ненароком коснулась какой-то старой раны, душевной травмы, причиненной еще в детстве, память о которой ты пытался похоронить? Или я невольно пробудила в тебе внутренние противоречия, которые ты бессознательно подавлял: возможно, все дело в твоих скрытых гламурных способностях, о которых ты предпочитаешь не знать? Ты так решительно отказывался воспринимать увиденное, что я не смела начать разговор снова.
Литл-Хейвен нам понравился, и мы решили задержаться еще на три дня. Хотя мы больше не возвращались к моей невидимости, недосказанность стояла между нами. Я не знала, с какой стороны к тебе подступиться, потому молчала, и вскоре эта стратегия – похоже, мудрая – стала приносить плоды: ты пришел в доброе расположение духа, и в наших отношениях вновь воцарилась гармония. Нам снова стало хорошо друг с другом, я могла теперь спокойно обдумать случившееся. В конце концов я пришла к заключению, что допустила просчет. Вероятно, мои объяснения были не вполне внятными. Ты либо не понял моих слов, либо тебе показалось, что я говорила не буквально.
И все же я отчетливо помнила, что, когда я стала невидимой у тебя на глазах, твой взгляд затмился
Я желала тебя, Ричард, и твой гламур притягивал меня, но я понимала, что ты совершенно отказываешься в него верить. Теперь я не сомневалась, что задела-таки тебя за живое и что тебя не следует торопить. А вечером накануне отъезда в Лондон случилось нечто подтвердившее мои предположения.
Путь предстоял неблизкий, и ты захотел посмотреть карту, которая осталась в машине, а она была на платной стоянке на самой окраине городка. Мы вышли из номера вместе, но по дороге я решила заглянуть в книжный магазинчик, который заметила на главной улице. Потратив минут пятнадцать на изучение корешков, я вышла на улицу и неторопливо двинулась по направлению к морю, надеясь встретить тебя по дороге в отель. Вместо этого я неожиданно увидела Найалла.
Возможно, мне только показалось, что это он. Так или иначе, молодой человек на верхней площадке лестницы, ведущей к пляжу, обликом очень напоминал Найалла. Был теплый летний вечер, народ толпами гулял по улицам. Мимо меня прошла шумная группа девочек-подростков, и на время я потеряла его из виду.
Последние три дня я почти не вспоминала о Найалле. Хотя я не сомневалась, что он следует за нами, я запретила себе думать о нем. И вот внезапно я увидела его. Значит, он снова стал для меня видимым! Даже не подумав, зачем я так поступаю, я перешла через улицу и направилась туда, где только что стоял Найалл. Но его и след простыл. Я оглядела пляж и набережную в обоих направлениях, но напрасно.
Я повернула назад и тут же заметила его снова. На этот раз – никаких сомнений. Я узнала его одежду: светло-синюю куртку, широкие темно-синие брюки, ворот розовой рубашки, почти скрытый позади длинными прямыми волосами. Мы были вместе, когда Найалл украл эти вещи, и с тех пор он с ними не расставался. Кроме того, у него была особая манера двигаться: походка, быть может, несколько вычурная – мягкая и пружинистая, как у манекенщика на подиуме. Для человека, которого никто не видит, Найалл, пожалуй, слишком уж трогательно заботился о своей внешности.