Глас бесптичья

Евгений всё понял, но не посмел произнести это вслух.

«Если девушка окажется права, — думал он, — всё может усугубиться. Мы повторим судьбу Старой цивилизации, и вместо открытия новых горизонтов, уничтожим себя. Поставим крест на будущем… Остаётся уповать на то, что наши страхи окажутся беспочвенными».

Вскоре Раапхорст оказался в пределах студенческого городка. Учебный год вступил в права, и учёный, то и дело, натыкался на группки студентов, весёлых и энергичных, смеющихся, пышущих здоровьем. Евгений представлял собой полную им противоположность: он был мрачен, молчалив, серьёзен и нёс в душе груз, которого не было у этих юнцов, воспринимающих жизнь слишком просто. Впрочем, возможно, в этом и заключалось их счастье.

Мужчина торопливо преодолел несколько аллей и предстал перед потрёпанным зданием оранжереи. Дверь в кирпичной пристройке была открыта настежь — верный знак того, что Александра явилась на работу. Оказавшись в пристройке, Евгений открыл ещё одну дверь и вышел в комнату с секвенц-проекторами. Там, в центре помещения, стояла Александра. Услышав шаги, она обернулась, и мужчина увидел её испуганное лицо. Девушка дрожала.

— Нас ограбили! — вскричала она, и Евгений недовольно поморщился.

— Что случилось? — спросил он.

— Кто-то пролез к нам… Я пришла недавно, а здесь… здесь… Проектор разбит, на полу капли крови…

Евгений побледнел. Он торопливо облачился в белый лабораторный халат, почти такой же, какой носила Александра, и направился к подвальной двери. Его помощница последовала за ним, почувствовав, что страх, бывший столь сильным совсем недавно, начал проходить. Близость Раапхорста, его решительность придавали девушке сил, и больше Александра не кричала. Учёные спустились в подвал, осмотрели первую лабораторию, морозильные камеры, проверили документы. Недоставало дневника и некоторых бумаг, но основные записи не пропали.

— Значит, они и здесь побывали? — обхватив плечи руками, спросила девушка. Сейчас она выглядела жалкой и слабой, совсем не такой, какой явилась позавчера на бал в дом Хауссвольфа.

— Это был один человек, — не оборачиваясь, ответил Раапхорст. — Максимум двое. Много людей наделали бы лишнего шума, кроме того, тогда бы они забрали с собой всё. Тут же человек хватал документы без разбору, не будучи способным отличить действительно важную бумагу от рядовой записки. Довольно забавно, но и этого, скорее всего, им или ему хватит. Если бы ещё знать, ради чего. У того, кто это сделал, наверняка должна быть цель. Что ты думаешь?

— Я? — удивилась Александра. — Даже представить страшно. Теперь у кого-то есть наша документация… Возможно, у нас появились конкуренты, иначе, зачем кому-то эти бумаги? Нет, я без понятия.

— Хорошо, — сцепив пальцы за спиной, промолвил мужчина. — Так или иначе, нам надо поспешить. Сон и Дрёма сделали своё дело, теперь мы знаем, на что они способны. Как жаль, что твои подозрения оправдались. Очевидно: показывать их нельзя. Проклятье, если бы я мог предугадать, что сюда кто-то заявится, никогда бы не оставил птиц на самом видном месте! Кажется, без контроля они становятся неуправляемыми…

— О чём ты? Или ты думаешь, что кровь и проекторы…

— Разумеется. Возможно, это сделал кто-то из троих, но главное, военный потенциал налицо. Если теперь об этом узнают, нам придётся прикрыть наши исследования. Хотя, скорее всего, это сделают за нас, чтобы потом использовать их так, как пожелают вышестоящие, — поднявшись по лестнице и закрыв дверь, сказал Раапхорст.

Его глаза наполнились туманом: новые проблемы возникали из ниоткуда, оттесняя Елену и душевные терзания на второй план. Сейчас нужно было решить, что делать дальше, выработать последовательность действий и выполнить заранее запланированное, невзирая на страх. Всё остальное — подождёт.

— Разберёмся потом! — воскликнул Раапхорст. — Вороны — это чудесно, они ответили на многие вопросы. Теперь я хочу взглянуть на орлов, перед тем, как мы уйдём в подполье. Ты проводила наблюдение, что скажешь, с ними или их потомством можно работать?

Александра неопределённо мотнула головой.

— Не уверена. Они не отвергли состав и твои психические манипуляции пережили стойко, однако, кто знает, как они поведут себя, если ты снимешь печать. Всё-таки они явные хищники, — проговорила девушка. Она стояла под жужжащими лампами, и её халат на свету ослеплял белым цветом. Евгений отступил к морозильным камерам и понимающе кивнул.

— Ты права, снимать печать нельзя. Да это и не нужно, мне будет довольно яиц…

— Для чего?

— О, ты всё знаешь. Одно дело — улучшить воронов, но создать принципиально новое создание… Добиться не жалкой имитации, не видоизменения существующего, а постичь сакральный акт рождения, акт созидания, о котором говорят в религиозных учениях. Я не бог, но учёный, и мне интересно, как далеко я смогу зайти, перед тем как исчезнуть в небытие. Впрочем, сделать сейчас это вряд ли удастся…