Глас небесный

— Эти галлюцинации внушались скорее всего для отвода глаз, чтобы заставить окружающих думать, будто ваша тетя свихнулась на религиозной почве. Таким образом, они толкают нас на ложный след. Вы скоро в этом убедитесь, — уверенно заключил Жакоб,

7. «ГОЛОСА КОСМИЧЕСКОГО ПЛАМЕНИ»

Добрались до Берна мы только к часу. Промчались по старому мосту через Ааре и, сразу сбавив скорость, начали плутать в паутине узеньких улочек и бесчисленных площадей, загроможденных аляповатыми фонтанами.

— Кажется, здесь, — сказал, наконец, Жакоб, останавливая машину на площадке у какого-то тесного переулочка.

Мы вышли из машины и направились в переулок. В нем было довольно многолюдно, и все прохожие спешили в одну сторону. Мы присоединились к ним и вскоре оказались перед старым двухэтажным домом с облупившимися стенами, у дверей его толпились люди, прислушиваясь к доносившимся из открытых окон каким-то трубным звукам. Потом раздался размеренный мужской голос. Но что он вещал, нельзя было разобрать.

— Мы от «Братства Весенних Лунотипистов», — внушительно провозгласил Жакоб, вперяя в очкастого юнца с рыжей бородкой, стоящего у калитки, мрачный взгляд. — Вторая дверь направо?

— Нет, третья, — ответил тот, отступая.

Мы вошли во двор, поднялись по каменной лестнице с истертыми ступенями и оказались в чем-то вроде ложи на невысоких антресолях, откуда был хорошо виден полукруглый зал, забитый людьми. Он был весь затянут чем-то черным, и на этом фоне повсюду светились мерцающие точки, словно звезды. От этого зал казался беспредельным, как вселенная. В глубине стоял высокий человек в серебристом одеянии, плотно облегающем все его худощавое, стройное тело, на манер костюма астролетчика, какими их обычно изображают на рисунках к научно-фантастическим романам. Лица человека почти не было видно, оно все время пряталось в тени. Но громкий, размеренный голос его разносился по всему залу.

И самым поразительным было то, что вещал этот хорошо поставленный баритон:

— Наука каждый день демонстрирует нам свое могущество, раскрывая все новые и новые сокровенные тайны природы и посрамляя неверующих. То, что вчера еще многим казалось нелепостью, становится неопровержимой истиной. Нет в мире ничего сверхъестественного. Есть только вещи, уже познанные наукой, и явления, пока еще доступные лишь откровению избранных. Но завтра и они станут истиной для миллионов. Кто может сомневаться в этом?

Я не верила своим ушам: настоящий панегирик науке!

Он приводил примеры, выглядевшие весьма убедительно. Скептики не верили Эйнштейну, когда он доказывал относительность времени, массы и пространства, долго не признавали квантовую механику, кибернетику. Всегда шли впереди, подвергаясь насмешкам неверующих, пророки и провидцы, интуитивно постигавшие новые истины. А отсюда делался вывод:

— Магия — не религия, а наука. Магия — знание, а не слепая вера. Печально, когда некоторые представители науки забывают, ослепленные гордыней, что именно с магии началось познание тайн природы.

И дальше лукавый «космический проповедник» все время ловко жонглировал словами «магия» и «наука», то и дело приравнивая одно к другому, подменяя одно другим.

Это была какая-то ужасающая мешанина из лжи и правды, из суеверий и вполне современных научных терминов, но все внимали ему в такой глубокой тишине, что моментами начинало казаться, будто я одна в зале.

— Только оккультизм позволяет нам, опережая научное знание, постигать душой гармонию мира, которой управляют Голоса Космического Пламени! — гремел в этой напряженной тишине голос проповедника. — Поклонимся же ему, братья и сестры! Будем внимать Голосам Космического Пламени, голосам наших Старших Братьев.

Он сделал небольшую паузу, словно прислушиваясь к чему-то, и громко провозгласил:

— Слушайте внимательно звучащие в душе вашей Голоса Старших Братьев, Голоса Космического Пламени! Слушайте их не ушами, но сердцем, ибо именно сердце наше — орган высшего познания, орган божественной мысли, орган общения человека со вселенной, с неугасимым Космическим Пламенем!

И тут весь полутемный зал наполнился звоном, стенаниями, звенящими детскими голосами. Казалось, в самом деле к нам доносятся голоса «с того света» и мольбы каких-то еще не родившихся младенцев. Эти стоны и хоровые песнопения сопровождались и музыкой — тоже странной, необычной, словно бы неземной. Наверное, играли какие-то электронные инструменты.

Я всегда считала, что у меня крепкие нервы, но тут мурашки побежали по коже. А в зале повсюду слышались истерические всхлипывания и кликушеские выкрики.

— Неплохо поставлено, — с одобрением сказал у меня над ухом доктор Жакоб. — Мишель Горан, в прошлом талантливый эстрадный «чтец мыслей».

Эта деловитая реплика как-то сразу меня успокоила и вернула на твердую, надежную землю. Я с интересом, но уже без всякого трепета стала ожидать, что же будет дальше.

А дальше начались не менее занимательные вещи. Космический проповедник протянул руку — и вдруг из тьмы, из ничего метрах в пяти от него возникла белокурая девушка в белом платье, вылитая Гретхен.