Глас Времени

– Пойду решу вопрос с Отто, – говорит Борман. – Если он не прибежал на звук, значит, отошел. А тебя я попрошу сходить в санитарный блок и раздобыть носилки.

– Я его не оставлю, – заявляет Геббельс. – Вдруг в это время сюда кто-нибудь войдет? Не дай бог доктор, который начнет оказывать ему помощь, не ведая о том, что в его крови действует снотворное.

– Ты прав. Сиди с ним, я всё сделаю сам.

Выйдя за дверь, Борман обнаруживает адъютанта на другом конце коридора, подзывает его и якобы от лица фюрера сообщает, чтобы тот немедленно собрал всех в конференц-зале верхнего бункера. «Всех и немедленно!» – кричит рейхсляйтер, едва Отто решает напомнить, что выполняет приказы одного лишь фюрера. В других условиях этот трюк у Бормана не прошел бы, но сегодня, когда черт знает что творится и что будет дальше, верному Отто приходится молча кивнуть и бегом отправиться выполнять приказ всесильного начальника Штаба, заместителя фюрера.

Лишь пробежав несколько метров, Отто останавливается, опомнившись, и, подозрительно обернувшись к Борману, уточняет:

– А что им сказать, если они спросят, зачем собрание?

– Скажи, фюрер хочет попрощаться.

Лабберт заводит двойника через запасной выход. С ними двое бойцов. Остальные остаются ждать наверху. Борман к этому моменту снимает охрану, а все обитатели подземного обиталища благополучно собираются в верхнем бункере. Двойника удается успешно провести до заветного кабинета, где ему позволяют снять с головы плащ.

Он быстрым движением глаз оглядывает помещение, и вдруг его взор останавливается. Возле стола лежит тот, ради кого он потратил свою жизнь, вживаясь в его образ. Веки двойника опечаленно закрываются и он отворачивается.

Борман кивает Лабберту: мол, смотри какое сходство. Лабберт, в свою очередь, тоже кивает.

Двое спецназовцев стоят в стороне.

– Фюрера пора эвакуировать! – приказывает им Борман – А у нас, господа, помимо этого еще много работы.

Гитлера кладут на носилки и аккуратно выносят.

– Подменить необходимо и его жену, и его собаку, – продолжает рейхсляйтер. – Иначе он нам этого никогда не простит. Благо снотворного хватит на всех.

Йозеф Геббельс хмурит брови.

– И вас мы обязательно подменим, – успокаивает Борман. – Хотя почему бы вам просто не бежать? Вы полетите с нами, но вас и ваших детей не придется…

– Это мы уже обсуждали! – обрывает Геббельс.

– Ладно, пусть официальная история запомнит вас как вернейшего из соратников, который не побоялся смерти и остался рядом с Гитлером до последней минуты. Хорошо, что хоть замену моему упитанному телу искать не придется: для всех я сгину где-нибудь под развалинами Берлина. – Он достает свое партийное удостоверение, записную книжку и протягивает помощнику со словами: – Позаботься, чтобы это нашли где-нибудь не ближе, чем за пару километров отсюда. Но не сам, – Борман останавливает помощника в дверях. – Передай верному человеку… Что ты так смотришь? Ты прекрасно понял, о ком я! А сам возвращайся, нас ждет работа.

Помощник кивает и теряется за дверью. Борман пообещал юному эсэсовцу крупную сумму денег, новые документы с абсолютно чистой личностью и секретный маршрут, которым владеют только избранные лица третьего рейха, для ухода в Испанию, Португалию, а затем из порта Лиссабона к берегам Аргентины, Чили и некоторым другим странам Южной Америки.

Двойник застывает на месте, делая вид, будто разговор ему совершенно не интересен.

– Адольф! – шутливо восклицает Борман. – Чего озираешься? Не видел своего кабинета?

Двойник на секунду теряется, но тотчас берет себя в руки и отвечает так, как надлежит ответить настоящему фюреру:

– Что за шуточки, Мартин? Ты в своем уме? С каких пор так разговариваешь?!

Борман поднимает руки. А у Лабберта после этих слов по телу пробегает холодок.

– Что мне сейчас делать? – спрашивает двойник.

– Не терпится сыграть главную роль на сцене мирового театра? – острит Борман. Его шутку никто не оценивает. – Ладно, мне самому не терпится поскорее отсюда смыться. Сейчас поднимемся в верхний бункер, нас уже там ждут. Пойдем, – обращается он к помощнику. – Когда прощание закончится, поможешь усыпить Еву.

По пути Борман вполголоса объясняет двойнику Гитлера, как следует держаться при прощании. Не нужно показывать чрезмерную трагичность, но и радости, конечно, быть не должно. Все должно выглядеть так, будто он согласен с судьбой, от которой нужно принимать любые сюрпризы, подчас даже фатальные, заканчивающиеся смертью. Но двойник будто и сам знает, как ему нужно себя вести. К этой роли он готовился годы. Хотя именно в этот момент прощания свидетели будут вспоминать Гитлера не похожим на самого себя.