– Они мне весь мозг прожужжали, – ухмыляется представитель банка. – Я с нетерпением ждал, когда покину этот подводный улей. Надеюсь, в Новом Берлине не так шумно?
– В Новом Берлине за чрезмерный шум могут арестовать.
– В какое жуткое время мы живем! Тут арестовать, там арестовать… – Смуглое лицо банкира лоснится в суррогатном свете купола. Он недолго молчит, затем шепотом спрашивает: – А там есть бордели? Понимаете, я почти два месяца без женщины.
Лабберт смеряет его оценивающим взглядом.
– Что вы на меня так смотрите?
– Для начала давайте закончим дело, – Лабберт кивает в сторону подлодки.
Человек соглашается и апатическим тоном произносит:
– У меня для вас кое-что есть. – Из нагрудного кармана он достает конверт для партийной почты. Тот отличается толщиной бумаги, через которую невозможно разглядеть текст, даже просвечивая мощной лампой, а из-за специального клея его невозможно вскрыть незаметно. – Мне велели передать лично вам.
Лабберт берет письмо, и на мгновение его посещает мысль, что оно важнее целого флота подводных лодок с золотом.
Белый «Мерседес» движется медленно, Хорст старается не отрываться от грузовых электроплатформ, груженых золотом, которые двигаются в автоматическом режиме по проложенной в кварцевом стекле магнитной ленте.
Представитель Рейхсбанка и команда матросов остались в порту: согласно постановлению местного правительства, без специального пропуска людям даже высшего ранга посещать Новый Берлин строжайше запрещено. Специальные пропуска выписывает Рейхскомиссар Лабберт Голдхабер или начальник дивизии СС «Антарктида» Хорст Гопп. А также исключительное право предоставлять разрешения имеют Гитлер и Борман.
– Посмотрим, что пишут, – говорит Лабберт. Он надел очки и сейчас разрывает конверт. Лишнее отброшено в сторону, в руках остается бумажка с рукописным текстом:
Лабберт роняет письмо и поворачивается к Хорсту.
– Что ты рассказывал о загадочном радиосигнале, зафиксированном нашими приемниками? – борясь с хрипотой, спрашивает он.