Его широкие глаза стали сердитыми. Она никогда не видела, чтобы они были такими. Впрочем, она ведь видела его только два раза в жизни. Сегодня – в третий.
– Ладно, – сказал он, глядя на Глашу этими неожиданно сердитыми глазами. Сердце у нее замерло. – Раз вы так полны сельскохозяйственного энтузиазма, завтра будем работать вместе.
– Как вместе? – оторопело спросила она.
– В едином трудовом порыве, – хмыкнул он. И сказал, поднимаясь с травы: – Пойдемте. Вы пообедаете. Я устроюсь куда-нибудь жить. А потом мы с вами поедем на море.
Глаша вспомнила свою вчерашнюю поездку и чуть не вскрикнула: «Не надо на море!» Но, к счастью, не успела вскрикнуть.
«Я поеду на море, – медленно, как облака в небе, проплыли в ее голове его слова. – С ним. С ним!»
Это и было самое главное. То есть это было – единственное. Все остальное не имело значения, и как она могла сразу этого не понять, и что за одурь на нее нашла!.. От жары, не иначе.
– Где же вы устроитесь? – изо всех сил сдерживая счастливый звон в голосе, спросила Глаша. – Ведь август, даже койку не снять.
– Не беспокойтесь, найду, – коротко и по-прежнему сердито ответил он.
И сердитый его голос пронзил ее счастьем.
Глава 12
Глаша была уверена, что на работу с ней Лазарь, конечно, не пойдет. Вернее, она думала, что он уедет той же ночью – так глупо, бессмысленно и бестолково прошел их вечер вдвоем.
Сначала, днем, они долго пытались уехать из Насыпного на какой-нибудь пляж – в поселок Орджоникидзе или в Коктебель. Автобуса не было, машины не останавливались, и солнце палило еще сильнее, чем на поле.
Лазарь стоял рядом с Глашей хмурый и уже не просто сердитый, а злой.
Наконец пришел рейсовый автобус до Коктебеля. Влезли в него с трудом, всю дорогу ехали, стиснутые людьми, притом стиснутые каждый по отдельности, на расстоянии трех метров друг от друга, потом искали свободный клочок пляжа, потом нашли – именно клочок чуть больше носового платка – и уселись на нем, постелив простыню, которую Глаша сняла со своей койки; захватить из Пскова подстилку для пляжа она не догадалась. Галька на пляже была крупная, круглая. Сидеть на простыне было не просто неудобно, а больно.
– Ой, Глаш, ты извини, что мы тебя с работы не забрали! – сказала подошедшая Наташка. Остальные девчонки поглядывали издалека; их любопытные взгляды пробивались сквозь плотную толпу пляжников. – Но мы так поняли, ты с ним уйдешь. – Наташка кивнула на Лазаря. – Он всех спрашивал, где тебя найти.
Лазарь в это время стоял в очереди за кукурузой, которой торговал на другом конце пляжа татарин с завернутой в одеяло огромной кастрюлей.
– Глаш, а он тебе кто? – спросила Наташка. – Парень?
– Дядя двоюродный! – сердито ответила Глаша.
Глупость происходящего и так была очевидна, а тут еще Наташка с дурацкими расспросами!
Наташка обиделась и отошла.
Кукурузы Лазарю не хватило. Когда он возвращался обратно, Глаша отводила от него взгляд. От того, что он был высокий и такой, каких мама называла ладный, нелепость всего происходящего была еще выразительнее. Ради кого ему здесь быть – ради нее, что ли? Да зачем же ему это?!
– Я кукурузы и не хотела… – пробормотала она, когда Лазарь подошел к ее дурацкой, сбившейся на гальке простыне.
Он не ответил – ушел плавать. А Глаше не предложил. Да и сколько можно было что-то ей предлагать?
«Он неправду сказал, что приехал, чтобы меня увидеть, – подумала она. – Он просто отдохнуть. И… и просто так совпало».
Что совпало, с чем – об этом она уже не думала. Ей было стыдно и хотелось плакать.
– Я, конечно, понимал, что вы ребенок, – сказал он уже поздним вечером, проводив Глашу до ее сарая. – Но не предполагал, что до такой степени.
И как ей после этого было думать, что он не уехал той же ночью?
Всю ночь она не спала.
«Я тысячу раз представляла, как мы увидимся. – Ночи под жасминовым кустом вставали в ее памяти все разом. – И мне было так хорошо! Так красиво все это было, когда я представляла… А на самом деле все оказалось глупо, бестолково, суетливо. – Она вспомнила набитый автобус, галдящий пляж, очередь за кукурузой и чуть не заплакала. – Значит, всегда это так? Красиво бывает только в мечтах…»
Она уснула лишь под утро и спала час, не больше. Да и этот недолгий ее сон был нервный и рваный.
И совершенно она оторопела, когда в шесть утра увидела Лазаря на своей виноградной делянке.
– А… чем вы сюда добрались? – спросила Глаша.
Ничего более разумного она спросить не сообразила.
– Пешком пришел, – как ни в чем не бывало ответил он. – Люблю утренние прогулки на свежем воздухе. Особенно перед работой.
Глаша даже не знала, откуда он пришел; сам он не сказал, куда устроился на ночлег, а спросить она не решилась.
– Но у нас же только один секатор… – еще более глупо пробормотала она.
– Мне хватит, – сказал Лазарь.
– А мне?
– А вы подождете меня вон там.
Он махнул рукой вперед, туда, где заканчивалась делянка.
– Да вы что?! – воскликнула она.
– Глаша, – поморщился он; видно, очень уж надоели ему ее вопли. – Вы Радищева читали?
– Ну да, – удивленно кивнула она. – «Путешествие из Петербурга в Москву». Только давно. В школе.