Тираж журнала пришлось вновь сократить до ста экземпляров, но объем его резко вырос: до четырехсот страниц в каждом номере. Статьи и интервью обо всем, что происходило в необъятном Советском Союзе, стекались в «Гласность», и эти материалы были только у нас. Украинская католическая церковь и Народный фронт Эстонии; начинавшаяся война в Карабахе, где погиб издатель армянского перевода «Гласности», и борьба за свои права гагаузов; материалы о восстании в Новочеркасске Петра Сиуды – единственного отсидевшего «четвертак», но выжившего участника восстания (вскоре он странным образом будет убит); положение политзаключенных и проблемы вновь создаваемых общественных организаций; до пятнадцати очерков Мясникова из приемной «Гласности»10
и в каждом номере – публикации воспоминаний и документов в разделе «Архив «Гласности». К тому же философские и публицистические статьи Григория Померанца (к примеру – сопоставление «Русофобии» Игоря Шафаревича и понимания судьбы России Георгием Федотовым), интервью Юрия Лотмана «История есть машина выработки разнообразия», статья «Дать взятку Госплану» Василия Селюнина. Под конец, в январе 1990 года, мы даже опубликовали телефонную книгу ЦК КПСС со всеми засекреченными номерами членов Политбюро и секретарей ЦК.Психиатрия и попытка возбуждения уголовного дела
Одна из самых сложных проблем «Гласности» неожиданно оказалась связана с психиатрией. Поток людей иногда буквально штурмом бравших нашу приемную – мы-то принимали всех, но милиция периодически начинала разгонять посетителей, собравшихся у подъезда дома, где жил Кирилл Попов, или пыталась собирать подписи недовольных соседей (а они все очень гордились, что рядом с ними «Гласность»), – вдруг выявил для нас неожиданную и страшную особенность советской жизни: не только диссидентов помещали в психиатрические больницы (истории генерала Петра Григоренко, Наташи Горбаневской, Леонида Плюща, Владимира Буковского, Кирилла Попова были уже хорошо известны в мире), но десятки, а скорее сотни тысяч других, никому неизвестных людей, будучи вполне здоровыми, насильственно помещались на долгие годы, иногда на всю жизнь, в советские психиатрические больницы и даже в специально созданные «психиатрические зоны», то есть лагеря для людей, объявленных сумасшедшими. Там они были совершенно бесправны, с ними можно было делать все, что угодно – жалобы никем не рассматривались.
Скажем, если человек начинал жаловаться, что у него в квартире прорвало канализацию и все залито дерьмом, а при этом не хотел слушать разумных объяснений, что сантехник на весь город один и у него очередь на полгода, и вообще убирать дерьмо никто у него не обязан, если человек продолжал настаивать, да еще не дай бог начинал кричать – место в психушке ему обеспечено. Это был самый простой способ решения проблем. Для приемных райсоветов, горсоветов, облсоветов в прокуратурах всех уровней на дежурстве находилась (иногда прямо там, в специально выделенной комнате) бригада санитаров, которая подхватывала наиболее недовольных или шумных жалобщиков и тут же волокла их в спецмашину. Врачи-психиатры всегда, повторяю: всегда, послушно называли таких людей больными и устанавливали им «курс лечения». А дальше их судьба (часто трагическая) зависела от многих сложных обстоятельств, но уж никак не от их психического здоровья.